Александр Беляев - Взлетная полоса
— А это откуда вам известно?
— Я утверждаю это как физик. При этом я основываюсь не только а собственном понимании данной проблемы, но и на очень обстоятельной консультации академика Верховского, — четко проговорил Кольцов.
В споре наступила пауза. Ссылка на академика была для всех полной неожиданностью и заставила присутствующих задуматься. Кольцов почувствовал, что инициатива теперь уже надежно перешла к нему в руки, и, боясь упустить ее, заговорил еще энергичней.
— Я утверждаю, что при такой мощном выходом сигнале «Сова» сможет эффективно работать только в абсолютной темноте, — повторил Кольцов свой главный вывод. — А на какую темноту можно рассчитывать в современном бою, когда противник применяет и напалм, и осветительные ракеты, и трассирующие снаряды, и пули, когда даже на такой сравнительно небольшой площади, какую, к примеру, занимает ротный опорный пункт, всегда или почти всегда будет два-три очага пожара? Я знакомил вас с записями отчетных карточек. Вы должны были обратить внимание на то, что уже первый модернизированный образец с усиленным сигналом даже при слабом лунном освещении резко снижал эффект видимости. А когда мой танк двинулся на горящую цистерну, чтобы сбросить ее с полотна и освободить путь, «Сова» ослепла совершенно. И мне пришлось таранить пылающую цистерну с открытым люком, ибо только так мог я ориентироваться на местности и управлять машиной. Тогда-то, кстати сказать, и был поврежден контрольный измеритель… Но это все слова. И вы вольны им верить или не верить. А вот что показывают цифры… — И Кольцов быстро покрыл доску формулами. По ходу записи он что-то подчеркивал, что-то обводил кружками. В конце концов вывел итоговый результат, дважды подчеркнул его жирной чертой и положил мел. — Вот к чему неизменно вы придете, наращивая мощность сигнала, — безапелляционно заявил он. — А вот на что рекомендовал обратить внимание академик Верховский. В развитии «дельты», и не иначе, увидел он перспективу. Он вообще отверг вариант с усилителем 2Х-Щ. Одобрил усилители, уже задействованные в схеме. Но при этом рекомендовал установить их параллельно. И тогда, если даже учитывать фактор среды, то есть и свет, излучаемый ночью небесными телами, и искусственное освещение местности, итоговый результат не выйдет за пределы, допустимые нормой.
И опять наступила пауза. Руденко вернулся на свое место за столом. Сотрудники КБ, казалось, обдумывали формулы Кольцова. Многие переписывали их в свои тетради. Кольцов тоже молчал. Он сказал все, что намеревался сказать, написал все, что считал нужным. Теперь, по всем правилам, у присутствующих должны были возникнуть вопросы. Но они не возникли. Во всяком случае, их не задавали. И вообще было непонятно: согласились ли с его мнением сотрудники КБ или остались при своем? Не ясно было и то, доволен его разбором Ачкасов, или он ожидал от Кольцова чего-то другого? Он тоже молчал, лишь время от времени поглядывая на сидящих за столом.
«А стоять тут у доски, однако, глупо», — подумал Кольцов и вернулся на свое место. И как только он сел, комната наполнилась шумом. Собравшиеся заговорили все сразу. Но то, что услышал Кольцов, немало его удивило.
— Интересно получается, весьма, — громче всех прозвучал голос Зарубы, — от нас до Верховского полчаса езды, и мы не удосужились у него побывать. А капитан приехал за тысячу километров и быстрее нас обернулся.
— А кому это было надо, чтобы мы к нему ездили? — встал со своего места майор-инженер с двумя ромбиками на кителе. — У нас вопрос с самого начала был решен просто: делать так! И не иначе! А почему именно «так»? В угоду чьему авторитету? Я писал в докладных записках: то, что мы делаем, — это всего лишь сегодняшний день. А надо думать о завтрашнем и послезавтрашнем! Так что мне на это ответили? Занимайся своим делом. Ну вот и дозанимались!
— А кому вы писали? — спросил Ачкасов.
— Руководителю работ подполковнику-инженеру Руденко. Писал и начальнику лаборатории, — ответил майор-инженер.
— Когда писали?
— На последней стадии разработки проекта.
— Научно-технический совет разбирал ваши докладные?
— Нет.
— Почему?
Из-за стола в который уже раз поднялся Руденко.
— Разрешите, товарищ генерал? — обратился он к Ачкасову. — Я не видел необходимости передавать записки майора-инженера Окунева НТС…
— Садитесь, Игорь Николаевич, — прервал его вдруг Кулешов. — Я сам объясню Владимиру Георгиевичу суть дела. — Да, были такие докладные. Я о них знал. Кстати, их было не две, а больше, и писал не только Окунев. Но дело в том, что поступать они начали тогда, когда аванпроект был уже одобрен, и с вашего ведома, — поклонился в сторону Ачкасова Кулешов. — К тому же нас поджимали сроки, установленные министерством.
— И тем не менее, уважаемый Александр Петрович, наиболее перспективные из них надо было рассмотреть. Я со своей стороны неоднократно напоминал вам об этом, — с места бросил реплику Бочкарев.
— А я их рассматривал, уважаемый Юрий Михайлович, — обернулся теперь уже в сторону Бочкарева Кулешов. — Рассматривал и отклонял. И утверждаю, что ни одного до конца обоснованного предложения в докладных не было.
Кольцов, поначалу несколько ошарашенный этой так неожиданно возникшей перепалкой, теперь уже с интересом слушал то, о чем говорили сотрудники КБ. Слушал и понимал: разговор этот имеет самое непосредственное отношение не только к сделанному им разбору, но и к проблеме Совы в целом. И было пока не ясно лишь одно: воспользуется КБ его конкретным предложением или нет? Это, по мнению Кольцова, во многом должно было зависеть от Ачкасова. А он, оставаясь внешне совершенно спокойным, пока явно с повышенным вниманием прислушивался к каждой реплике, к каждому данному на нее ответу. И даже сделал несколько пометок в своей записной книжке.
Разговор между тем продолжался. Теперь уже встал Бочкарев. Он снял свои большие очки, зажал их в ладони и, подождав, когда шум в комнате немного умолк, заговорил:
— У нас, правда, сегодня не собрание. Но уж раз такой разговор зашел, хочу сказать: я тоже не согласен ни с выводом, о котором нам только что сообщил главный конструктор, ни с установившейся практикой решать научные вопросы административным путем. Вы знаете, Александр Петрович, я всячески поддерживал предложение Окунева об изменении схемы «Совы». И потому в свое время настаивал на их рассмотрении советом, что знал: сами вы никогда не отступите от своего варианта проекта. Сейчас, конечно, можно ссылаться на то, что на нас давили сроки. Но разве в конечном счете мы их выиграли? Нет! И тысячу раз нет! Жизнь в конце концов рассудила, кто был прав. И я очень благодарен капитану Кольцову за его принципиальное, глубокое, если хотите, творческое исследование нашего проекта. Хоть теперь, на этапе второй модернизации, мы дадим себе отчет в т ом, что творим. Познакомившись с выводами Верховского, я припоминаю, что предложение Окунева тоже предусматривало параллельную установку усилителей. А разве не к этому же варианту пришел теперь в своих выводах Верховский? Я вас спрашиваю, Игорь Николаевич?
