Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Затем наступила глубокая тревожная тишина. Пеллетье била дрожь, несмотря на теплую одежду и разгоряченную напряженным ожиданием кровь. Издалека донесся слабый, как дыхание на ветру, отзвук жалобного воя – это «переговаривались» волки. Поначалу он тронул душу Пеллетье, и капрал ощутил укол совести и сожаление. Этот француз всю свою жизнь боролся с тяготами жизни на Севере. «Придется драться как волк», – говорил он себе, когда перед ним вставала трудная и опасная задача. И сейчас, готовясь праздновать победу, он осознал всю несправедливость своей затеи. Это будет не драка. И даже не состязание, кто кого перехитрит, а кровавая расправа над голодными существами, попавшими в западню из-за своих пустых животов, убийство животных, которым нужна хоть какая-то добыча. Степень этого голодного отчаяния и тронула его, когда он, подняв капюшон повыше, прислушивался к нарастающему вою. Ведь и сам он, Франсуа Пеллетье, не раз отвоевывал у дикой природы кусок мяса, чтобы поддержать жизнь в своем теле.
Теперь же, перед началом спланированной им бойни, он размышлял о том, у кого больше прав жить: у людей Севера с их коварными богами или у волков, виноватых лишь в том, что они голодны?
Вел стаю Молниеносный. Мистик бежал рядом с ним. Стая вновь растянулась в «шеренгу». На этот раз волки не молчали, как во время охоты на карибу месяц назад. Свежий и терпкий запах оленей будоражил их не меньше, чем вкус свежего мяса. Голодные вопли неслись к звездам, стонами разливались по замерзшим равнинам, и слушавшие их в стойбище женщины, дети и старики замирали от страха.
И вот всего три мили отделяют волков от ледяной западни, две… одна… Эхо многоголосого воя затихло, и теперь из ста пятидесяти волчьих глоток вырывалось лишь учащенное, прерывистое дыхание, и в ста пятидесяти тощих телах, готовых к последнему отчаянному рывку, напрягся каждый нерв. Силы волков иссякали. Самые выносливые бежали впереди, слабые отставали. Изможденные животные, бежавшие в хвосте стаи, держались из последних сил, но постепенно одно за другим оставались на залитой звездным светом равнине. Серых убийц вели Молниеносный и Мистик, опережавшие соперников на десяток прыжков. Впереди возвышалась ледяная гора, но, даже если бы за ней скрывалась тысяча охотников, стая бы не остановилась. Не слышащие и не замечающие ничего, кроме запаха добычи, голодные звери потоком хлынули в разверстую пасть ущелья. Впереди неслись Молниеносный и Мистик – мимо сотни забойщиков, готовящихся взять волков в кольцо, мимо горящих глаз, что наблюдали за ними из-за льдин и сугробов, туда, где в ледовом «корале» сгрудились перепуганные олени.
И вот в ущелье разверзлась созданная людьми преисподняя. Раздался крик Оле Джона, потом – громкий приказ О’Коннора, а за их командами последовали вопли сотни голосов, звуки пальбы, стук гарпунов, свист копий. Над всем этим взвивался голос Оле Джона – он первым понял, что план провалился. Не обращая внимания ни на грохот ружей, ни на устремившуюся им навстречу армию охотников, оголодавшие звери огромными прыжками перемахивали прямо в «загон». Подобно тому как умирающий в пустыне готов отдать жизнь за каплю воды, волки позабыли обо всем, кроме добычи. В «загоне» раздавались грохот копыт, хруст костей, рев оленей. Стаю косила кровавая смерть. На волков обрушился град пуль. О’Коннор поливал их огненными очередями из карабина. Копья свистели в воздухе и метко разили цель. Однако ничто не могло остановить обезумевших от голода животных.
Внутри частокола из льдин творилась такая же кровавая бойня, что и на утоптанном снегу снаружи. Сбившись в кучу, словно перепуганные овцы, олени встречали свой конец. Молниеносный уже раздирал глотку одного оленя, Мистик – другого. То и дело слышались звуки разрываемой плоти, в воздухе витали запах и вкус крови, повсюду скалились пасти, набитые мясом.
Стоя в первых рядах охотников, охваченных яростью и отчаянием, Оле Джон горестно стенал на своем языке. Белые люди лгали! Эти волки – и впрямь демоны! Боги белых людей – гнусные обманщики, вон чего допустили – волки растерзали стадо прямо у него на глазах!
Забыв про страх, он с огромной дубиной ринулся на раненых, припадающих на лапы зверей. Из полутора десятков поверженных волков некоторые были еще живы. Покрытая пеной пасть лязгнула зубами рядом с О’Коннором, когда он рванулся к ледовому «коралю». Он заглянул внутрь и увидел сплошную массу извивающихся звериных тел. Ущелье превратилось в жуткую яму смерти под звездным небом. Напрасно О’Коннор выпустил очередную обойму в центр этой массы и звал к себе охотников с копьями и ружьями. Олени были обречены, полегло все стадо, и теперь сто двадцать голодных пастей разрывали его на куски. И все же О’Коннор нашел позицию, с которой можно было положить хоть сколько-то волков, чтобы скрасить горечь от потери стада. Он обернулся, собираясь отдать соответствующую команду, и душа у него ушла в пятки: эскимосы убегали! Даже самые отважные из них кричали, что никакие волки не стали бы терзать добычу и пировать прямо под носом у людей с ружьями и сотни охотников с копьями. Это не волки, а демоны! Твари, в которых вселились черные души чудовищ! Надо убегать, не то они побросают оленей и возьмутся за людей!
Тщетно О’Коннор взывал к ним. Только Оле Джон ненадолго замер в нерешительности, а затем побежал за остальными. Страх охватил констебля. Но не демонов он боялся, а осатаневших тварей, которые вот-вот расправятся со стадом и увидят его! И О’Коннор, один из двух храбрейших людей, когда-либо ступавших за шестьдесят шестую параллель, побежал вслед за толпой охотников. Увидев его, Оле Джон еще громче стал проклинать белых людей и их богов и припустил так, что вскоре возглавил общее паническое отступление.
Топек, Пеллетье и вторая группа охотников увидели бегущих, когда тем оставалось преодолеть полпути до выхода из ледяной западни. Сначала к ним донеслись дикие крики охваченных ужасом охотников. В ночном воздухе звенели голоса,
