Бродяги Севера - Джеймс Оливер Кервуд
Вскоре он понял, что жизнь, свет и дым исчезли. Хижина мертва. Наваждение покинуло его, и он осмелился подойти к окну так близко, как никогда прежде. Потом сел на задние лапы и устремил взгляд туда, откуда раньше шло желтоватое сияние. Мистик остался сидеть в сотне ярдов позади, но за несколько мгновений между друзьями будто бы пролегла пропасть, огромная, как Бесплодные Земли. В душе же Молниеносного нарастало смутное и непреодолимое желание вскинуть голову к небу и завыть перед темным окном так же, как он выл, когда видел в нем свет. Услышав его голос, Мистик отполз еще дальше, потому что в этом призыве к небесам ему слышалось то же, что и в собачьем вое на юге. Он кружил, пока не вышел к ледниковой расселине в одной восьмой мили от хижины, и там Молниеносный его догнал.
Несколько недель расселину заметало снегом, так что на поверхности остались лишь сучковатые, корявые верхушки деревьев, будто распростертые в последнем отчаянном усилии руки подземных чудовищ. В других же местах, не заполненных снегом по прихоти ветра, чернели глубокие прогалы – именно в них Мистик устремлял взгляд своих горящих, словно угольки, глаз. Там, а не на открытых пространствах надеялся он отыскать долгожданную добычу, а потому бесшумной поступью лесного волка забрался в самый глубокий и темный из них. Молниеносный последовал за ним.
Верхушки деревьев мрачным пологом сомкнулись над их головами, заслонив свет звезд. Молниеносный шел в ненавистной ему темноте, освещаемой то красными, то зелеными огоньками глаз Мистика, когда тот оборачивался к нему. Дважды рядом щелкали мощные клювы белых сов. Один раз Мистик в невероятном прыжке рванулся к одной из призрачных теней, пронесшихся так низко, что в воздухе прошелестели крылья. Выбравшись из одной ямы, друзья перелезли через огромный сугроб в следующую, но там тоже дичью не пахло. Теперь вел Молниеносный. Он снова выбрался на равнину и направился в сторону карликового леса, где много недель назад видел зайцев, а Мистик последовал за ним.
Они больше не бежали. Трудный путь по осыпающимся снежным откосам и по непредсказуемым ямам еще сильнее обнаружил их теперешнюю слабость. Уже много часов назад был пройден тот рубеж голода, после которого перестала ощущаться мучительная боль во всем теле. Голод больше не грыз их изнутри. На смену ему пришло нарастающее и порою почти непреодолимое желание лечь. Недавний поход к хижине уже потребовал от Молниеносного большого напряжения сил. Теперь их остаток забирал можжевелово-кедровый вековой «лес», который не достал бы человеку до локтя. Молниеносному всюду мерещились скачущие зайцы.
Друзья приблизились к лесу и вошли в него. Большая часть деревьев была погребена под снегом. Там и сям виднелись расчищенные ветром проплешины. На лесистых болотах юга Мистик никогда не видел такого нескладного леса-уродца. Деревья, многим из которых было не по одной сотне лет, походили на раскинувших щупальца осьминогов. Жестокая природа, которая подчас деформирует тела людей, с помощью лютого холода превратила можжевеловые кусты и кедры в уродливых кривоногих горбунов. Дичи здесь не было. Даже столь ненавистные Молниеносному песцы куда-то исчезли. Бескормица воцарилась не только на равнинах, но и в карликовом лесу.
Молниеносным двигал последний оставшийся инстинкт – инстинкт возвращения домой, который заставляет волков сбиваться в стаю. Прежние охотничьи тропы когда-то были усыпаны костями. Молниеносный больше не «видел» зайцев, мясо в его понимании перестало существовать. Теперь ему мерещились кости. Он вспоминал россыпи костей там, где когда-то снег был алым от крови. Туда он и направился, и Мистик, теряющий силы, но не надежду, шел с ним рядом.
Через час они вышли на широкую, утоптанную тропу, по которой Топек и Оле Джон прогнали стадо оленей в шестой и последний раз. Тропа была испещрена свежими следами и пахла мясом. В воздухе все еще чувствовался запах живой плоти. Сердце Молниеносного едва не выпрыгнуло из груди от радости, а Мистик задрожал. Желание утолить голод вновь вспыхнуло в них мучительным, ужасным огнем, подобно тому, как при виде миража в душе умирающего от жажды человека загорается надежда. Глубоко дыша, они замерли на месте – все их мускулы напряглись для последнего отчаянного рывка, словно механизмы, готовящиеся к работе. Кровь быстрее заструилась по жилам, головы гордо поднялись вверх, усталые мускулы плеч и ног напряглись, позы вновь выражали готовность к действию. Они напали не просто на след, а на свежий след стада, и инстинктивно оба волка прислушивались: не раздастся ли вблизи топот копыт.
Затем Молниеносный сел посередине тропы, обратил серую морду к звездам, и над Бесплодными Землями разнесся жалобный, голодный вой. Усевшись рядом, Мистик открыл огромную пасть и принялся ему подвывать, и по притихшим равнинам вширь и вдаль разнесся охотничий клич. С расстояния в милю пришел ответ. С расстояния в две – еще один. Голоса множились. Заснеженный мир взбудоражился от этой вести, и на зов сквозь темноту поспешили оголодавшие, тощие, похожие на призрачные тени волки – алчная, дикая орда, не знающая и не требующая жалости, гунны высоких широт, самые свирепые воители, готовые изо всех сил сражаться за мясо, дарующее жизнь. Но на сей раз пустые животы вели их прямиком в западню, устроенную белым человеком!
Глава V
Там, где первые удары снежной бури нагромоздили горы льда на узкий перешеек между Ледовитым океаном и бухтой Батерст, образовалась ловушка – огромная расселина в полмили длиной, с зубристыми стенами изо льда и снега – ледниковое ущелье, выбраться из которого можно было только с одной стороны. На входе его ширина составляла сто ярдов, а к концу оно сужалось до менее чем двадцати.
В эту-то западню и направили Топек и Оле Джон стадо северных оленей. Шесть раз они загоняли их меж стен изо льда, и вот уже в шестой раз олени стояли посередине ледяной «тюрьмы». План Пеллетье был прост и в случае удачи – гибелен для волков. Его воображению явственно рисовался успешный итог облавы. Стая помчится по следу оленей прямо в западню, сто охотников нападут на волков из засады на входе, а еще большее их число будет охранять оленей Оле Джона внутри. Стаю загонят в тупик, и там произойдет грандиозная бойня. Так считал Пеллетье.
Топек, специально снявший
