Александр Дюма - Ожерелье королевы
Кардинал погрузился в глубокую задумчивость. Заинтригованная графиня де Валуа решила, что ей необходимо быть начеку.
Кардинал поднял голову и внимательно посмотрел на графиню.
– А как зовут эту даму?
– Если бы я знала даму, которая оставила здесь эту бонбоньерку…
– Так что же?
– Я уже отослала бы ее владелице. Она, конечно, дорожит ею, а я не хотела бы отплатить сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение.
– Стало быть, вы ее не знаете?..
– Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля…
– Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества?
– Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров.
– Сто луидоров! – с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил:
– Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы-благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня?
– Это трудно, ваше высокопреосвященство, – отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника.
– Как трудно? Ведь она же была здесь?
– Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство?
– Откуда же я могу ее знать, графиня? – живо спросил прелат.
Он умолк.
Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, – как могли они очутиться в руках нищенки Жанны?
Неужели в это бедное жилище действительно приезжала сама королева?
А если и приезжала, осталась ли она для Жанны незнакомкой? Или по какой-то причине она скрывает оказанную ей честь?
Прелат задумался.
Молчание становилось тягостным для обоих, и кардинал нарушил его вопросом:
– А даму, сопровождавшую вашу благодетельницу, вы разглядели? Можете вы сказать мне, какова она на вид?
– О, ее-то я хорошо видела! – отвечала графиня. – Она высокая, красивая, у нее решительное выражение лица, восхитительный цвет лица, округлые формы.
– А другая дама не называла ее?
– Да, один раз назвала, но только по имени.
– Как же ее зовут?
– Андре.
– Андре! – воскликнул кардинал.
Он вздрогнул.
Это движение, как и другие его движения, не ускользнуло от графини де ла Мотт.
Теперь кардинал знал, как к этому отнестись: имя Андре разрешило все его сомнения.
В самом деле, за два дня до этой встречи было уже известно, что королева ездила в Париж вместе с мадмуазель де Таверне. История об опоздании, о запертых дверях, о ссоре между королем и королевой обежала весь Версаль.
Кардинал вздохнул свободно.
На улице Сен-Клод не было ни ловушки, ни заговора. Графиня де ла Мотт показалась ему прекрасной и чистой, как ангел целомудрия.
Однако надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц был Дипломатом.
– Графиня! – заговорил он. – Должен признаться, что больше всего меня удивляет одно обстоятельство.
– Какое, ваше высокопреосвященство?
– То, что ни вашего имени, ни ваших титулов вы не сообщили королю.
– Ваше высокопреосвященство! Я послала королю двадцать ходатайств, двадцать прошений. Все было напрасно.
– По правде говоря, это странно! – произнес кардинал.
Вдруг он заговорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову:
– Боже мой! – воскликнул он. – Мы забываем…
– Что именно?
– Да о той особе, к которой вы должны были обратиться в первую очередь!
– К кому же я должна была обратиться?
– К раздатчице милостей, к той, которая никогда не отказывает в помощи тем, кто ее заслуживает, – к королеве.
– К королеве?
– Да, к королеве. Вы ее видели?
– Никогда в жизни, – с предельным простодушием отвечала Жанна.
– Как? Вы никогда не посылали прошений королеве?
– Никогда.
– И не пытались получить у ее величества аудиенцию?
– Пыталась, но нимало в этом не преуспела.
– Даю слово дворянина, – громко заявил кардинал, – я восхищен тем, что слышу от просительницы, от женщины самого высокого происхождения, что она никогда не видела ни короля, ни королеву!
– Если не считать портретов, – с улыбкой заметила Жанна.
– Так вот, – воскликнул кардинал, на сей раз убежденный как в неведении, так и в искренности графини, – если понадобится, я сам отвезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы там перед вами открылись все двери!
– О, как вы добры, ваше высокопреосвященство! – вне себя от радости воскликнула графиня. Кардинал подошел к ней.
– Не может быть, чтобы в скором времени вами не заинтересовались все, – сказал он.
– Увы! – с обворожительным вздохом произнесла Жанна. – Вы действительно так думаете, ваше высокопреосвященство?
– О, я в этом уверен!
– А я думаю, что вы мне льстите, ваше высокопреосвященство.
Жанна пристально посмотрела на кардинала. Де Роан, который знал женщин, должен был в глубине души признаться, что он редко видел столь обольстительных.
– Честное слово, – сказал он себе с постоянной задней мыслью придворного, готовившегося к дипломатическому поприщу, – честное слово, было бы слишком большой удачей, если бы я нашел одновременно и порядочную женщину, у которой внешность проныры, и всемогущую покровительницу, находящуюся в такой нищете.
– Ваше высокопреосвященство! – сказала Жанна. – Такие люди, как вы, нарушают правила вежливости только с женщинами двух сортов.
– Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Он взял ее за руку.
– Да, только с женщинами двух сортов, – повторила графиня.
– С какими же?
– – Или с женщинами, которых они чересчур горячо любят, или с женщинами, которых недостаточно глубоко уважают.
– Графиня, графиня, вы заставляете меня краснеть! Неужели я с вами невежлив?
– Конечно!
– Но ведь это было бы ужасно!
– Тем не менее это так, ваше высокопреосвященство. Если вы не можете горячо любить меня, то, по крайней мере, до последней минуты я не давала вам права слишком мало меня уважать.
Кардинал держал Жанну за руку.
– Ах, графиня, по правде сказать, вы говорите со мной так, словно вы на меня сердитесь!
– Нет, ваше высокопреосвященство, вы еще не заслужили моего гнева.
– Я никогда не заслужу его, сударыня, начиная с сегодняшнего дня, когда я имел удовольствие видеть вас и познакомиться с вами!
«Ах, мое зеркало, мое зеркало!» – подумала Жанна.
– И начиная с сегодняшнего же дня, – продолжал де Роан, – вы всегда будете пользоваться моим вниманием.
– Ваше высокопреосвященство! – произнесла Жанна, не высвобождая своей руки. – Довольно об этом!
– Что вы хотите сказать?
– Не говорите мне о своем покровительстве.
– Да не допустит Господь, чтобы я произнес слово «покровительство»! Сударыня! Я унизил бы этим не вас, а себя.
– Ваше высокопреосвященство! Давайте условимся о том, что будет мне крайне лестно…
– Если так, сударыня, давайте условимся.
– Давайте условимся, ваше высокопреосвященство, что вы нанесли госпоже де ла Мотт-Валуа визит вежливости. И ничего больше!
– Но и не меньше, – возразил любезный кардинал. Поднеся пальчики Жанны к губам, он запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня отняла руку.
– О, это простая учтивость! – с чувством удовлетворения и с величайшей серьезностью промолвил кардинал.
Жанна протянула ему руку, и на сей раз прелат поцеловал ее в высшей степени почтительно.
– Если я буду знать, – продолжала графиня, – что, при всей моей незначительности, я занимаю часть столь возвышенных и столь многим занятых мыслей такого человека, как вы, это, клянусь вам, утешит меня на целый год.
– Год? Это слишком мало! Будем надеяться на большее, графиня.
– Что ж! Я не скажу «нет», ваше высокопреосвященство, – с улыбкой сказала она.
– Вот мы и стали друзьями, сударыня. Это решено и подписано, не так ли?
– Я очень бы этого хотела. Но можете ли вы помешать злым языкам? – спросила она. – Вы прекрасно знаете, что это совершенно невозможно.
– Да, – произнес он.
– Как же быть?
– Ну, это проще простого: заслужил я это или нет, но парижский народ меня знает.
