Халва - Олег Лаврентьев
– Теперь мы напишем самостоятельную, – сказала Улана.
Еджик быстро решил свое задание, посмотрел, как дела у Шинентак. Шинентак запуталась во втором примере и мусолила ручку. Еджик сбоку на листе написал решение, подвинул ей. Молча взяла, переписала. Третье задание решила сама, подвинула листок ему, правильно ли? Еджик проверил, исправил ошибку, вернул.
Она сама подошла, уже когда уроки закончились, и Еджик стоял на крыльце. Кажется, эту девчонку звали Салана, она сидела на второй парте, справа от него. Подошла и спокойно спросила, как старого знакомого:
– Как ты думаешь, у меня красивые волосы?
Ежи опешил и потому ответил честно.
– Нет.
Ему в самом деле не понравились ее волосы. Не только ее, а вообще у всех девчонок. И не волосы даже, а прическа. Они их все отращивают и в косы заплетают, что тут красивого? Не то что у Найды, у нее прическа короткая, шапочкой, приятно смотреть. Если бы Салана спросила, красивое ли у нее лицо или глаза, он бы сказал, что да. Она действительно красивая девчонка, яркая, из таких, что сразу на себя внимание обращают. Не нужно было, наверное, про волосы так отвечать.
Салана высоко подняла густые брови, не ослышалась ли, потом усмехнулась и отошла в сторону. Сзади послышались смешки. Еджик оглянулся, там стояли ребята из их класса. Он сделал вид, что ничего особенного не произошло, отвернулся и стал смотреть на поле. Если сморозил какую-то глупость, лучше всего сделать строгое лицо и подождать. Через несколько минут Еджик оглянулся, ребята ушли, да и весь школьный двор сильно поредел. Зато поле покрылось темными фигурками, ребята шли домой.
– Ты знаешь короткую дорогу домой?
Он оглянулся – Шинентак.
– Откуда?
– Хочешь, покажу?
– Пошли.
Они зашагали через поле, но взяли чуть левее тропинки, по которой утром шел Еджик.
– Слушай, ты не обидишься, если спрошу, за что тебе так попало? – наконец осмелился спросить Еджик.
– Нет, – покачала головой девочка. – Все и так знают. Потому что Кашан мне не родной отец.
– Ну и что, что не родной. Если не свой ребенок, так что его, бить? Он, наверное, просто злой человек, весь мир ненавидит.
– Нет. Свою дочь Тану он очень любит, а меня нет, потому что не родная. Остальные люди ему безразличны. Он ненавидит только меня…
– Ему что, еды тебе жалко?
– Нет.
Еджик не стал дальше расспрашивать, почему Кашан из всех людей ненавидит именно Шинентак, понял, что она говорить не хочет.
– Ясно.
– А вы надолго к нам приехали?
– До конца учебного года точно.
– А тебе, правда, не понравились волосы Саланы?
– Правда.
– Почему, она же такая красивая, а волосы особенно! Она ими так гордится.
– У нас в городе косичек не носят.
– И тебе совсем наши прически не нравятся?
– Нет, конечно. Ходите, как дурочки с косичками.
– А что у вас девочки носят?
– Коротко стригутся.
– Коротко!? – Шинентак остановилась, осторожно взяла волосы в кулак и скосила глаза, словно проверяя, как будет смотреться, если обрезать. – Как мальчики?
– Ну да. И не такая уж Салана и красавица, есть красивее нее.
– Кто?
– Да уж есть. Ты, между прочим, ничем ее не хуже.
Шинентак удивленно взглянула на него, но Еджик не врал. Шинентак действительно симпатичная и почти не хуже Саланы. Просто она тихая и редко улыбается, вот ее красоту и не видно. Ей бы постричь волосы, надеть голубое платье вместо этого темного, улыбнуться, и была бы красавица. Не такая, как Найда, но второй такой, как Найда, вообще в целом мире нет…
Уже на самом конце поля они нырнули в овраг. Неширокий и неглубокий вначале, он вдруг резко расширился, ушел вниз и стал словно тоннель. Земляные стены были покрыты трещинами, повсюду торчали корни кустов и трав. Еджик поежился, не обвалилась бы земля, останутся тут навсегда. Но девчонка смело шагала вперед, а значит, и ему нельзя было показывать страх.
Они шли минут десять; неожиданно тропинка резко пошла вверх, и вскоре они вышли на поверхность. Еджик оглянулся, рядом стояли какие-то дома.
– Вот это мой, – показала Шинентак, – только сзади. Через два дома твой.
– Спасибо, – поблагодарил Еджик.
– Пожалуйста.
Вечером, когда пришел отец, Еджик спросил его:
– Папа, ты знаешь Кашана?
– Знаю, – нахмурился отец.
– Он добрый человек или злой?
Отец присел на табурет.
– А почему ты спрашиваешь? Он тебя обидел?
Пришлось рассказать о Шинентак.
– Она говорит, что он ненавидит только ее, потому что не родная, а свою дочь любит.
– Видишь ли, Еджик, – задумчиво сказал отец, – когда я был маленький, бабушка рассказывала мне, что все люди произошли от матери медведицы. Все, кроме немногих, чьей матерью стала волчица. А у волка какая жизнь, зарезать кого-то и съесть. Страшный зверь волк – зверь одиночка. Но даже такой зверь, как волк, любит свою плоть и кровь, своего волчонка. Поэтому, наверное, нет такого человека, который не любил бы совсем никого. Но любить кого-то одного – мало, чтобы называться человеком. У человека есть братья, друзья, односельчане, словом близкие, понимаешь?
– Понимаю. Шинентак должно быть очень плохо с таким человеком.
– Ничего, – усмехнулся отец, – вырастет, уйдет и будет жить сама.
– Это сколько же ждать.
Отец посмотрел на него удивленно:
– Не так уж много. В этом году.
– В этом году!?
– Ты никогда не думал, что ты уже взрослый?
– Ннет.
– Подумай.
Из письма Еджика Найде.
Привет, Найда. Я уже месяц как в Алае. Тут все не так как у нас. Асфальтовых дорог здесь нет, только земляные. Когда идет дождь, отец наматывает на шины грузовика цепи, и все равно не всегда проехать может. После дождя я прихожу в школу и ботинок не вижу – сплошной ком грязи.
В школе на физкультуре учатся верховой езде, стрелять из лука и драться на ножах. Ездить на лошади я пока не научился, стреляю тоже плохо, а вот на ножах неплохо получается, учитель меня хвалит. На день рожденья отец подарил мне свой нож, длинный, с костяной рукояткой. Я его ношу в портфеле на физкультуру, непривычно. Спортзал здесь на улице, не представляю, как они занимаются зимой.
Девчонки тут все носят длинные косы, и волосы у них черные, как воронье крыло. Нет даже коричневых волос, не то что там белых. Не знаю, красят они волосы краской, или от рожденья такие. Моего имени никто не может выговорить, называют Ежи. Я не обижаюсь. Люди здесь
