Халва - Олег Лаврентьев
Из письма Найды.
Привет, Еджик. Ты спрашиваешь, как у нас дела. Все по-старому. Я учусь, родители работают. Очень по тебе скучаю, когда ты уже приедешь? Месяц, это оказывается очень много, я никогда не думала, что время так тянется. Отец спрашивает, что делает его друг Раздан. Ну вот и все, до встречи. Найда.
Они жили в Алае два месяца. Еджик привык. Это не значит, что ему нравилось в поселке, просто он научился видеть хорошее. Хорошо было, когда приходила бабушка Асан, приносила сладкие и кислые лепешки, рассказывала про его бабушку Улашан. Оказывается, бабушка хорошо знала травы и всех в деревне лечила. Кроме того, она умела ткать ковры и вышивала красивые узоры. Бабушка Асан показывала скатерть, даже Еджик понял, как красиво. А Шинентак только что не прыгала от восторга. Ах, как красиво, какой узор! Ашаш! – значит: искусница.
Хорошо было идти вместе с Шинентак в школу и из школы, оказывается, с ней было о чем поговорить. Было приятно ходить к учителю Неклану и учиться новым кинжальным приемам. В обращении с кинжалом Еджик уже ничуть не уступал любому мальчишке в классе. Неклан часто приглашал его вечером на дополнительные занятия и почти всегда хвалил.
Молодец, говорил учитель, и трепал мальчишку по плечу. Хорошая реакция, быстрые движения. И главное, ты идею понял. Нож – не сабля, долго стоять, фехтовать не нужно. Увернулся раз, другой, а потом обманное движение и подступай вплотную…
Учился Еджик и ездить верхом, но тут успехи были гораздо скромнее. Отец все обещал позаниматься с ним в выходные, но пока свободных выходных не было.
Приятно было вечерами ходить с отцом удить рыбу. Рыбы в местной речке была не такая как в городе. В городе рыба разная: тонкая, толстая, плоская, круглая, белая. Коричневая… А здесь она узкая, длинная, с красным мясом, очень вкусная. Если отец был занят, Еджик шел на речку сам или с Шинентак. Если сам, то обычно удочки не брал, просто сидел и смотрел, как быстро бежит вода, как мгновенно образуются и исчезают водовороты. А когда шел с Шинентак, брал. Пока рыба не клюнет, можно и поболтать.
В горах здесь водились волки, лисы, дикие козы, бараны, олени. Дикие звери в поселок не заходили, боялись. Зато хищники все время караулили домашние стада, которые паслись на лугах. Один раз Еджик видел растерзанную волками тушу овцы. От бедного животного осталась шкура, копыта и кости. А еще пятна крови на траве. Жуткое зрелище. Правда, охотники тоже не сидели сложа руки. Почти в каждом доме на стене видел Еджик волчьи и лисьи шкуры.
За два месяца Еджик здесь ни с кем из мальчишек не сошелся. Это было немного странно, потому что ребята в классе были неплохие, нос не задирали. Но потом Шинентак ему объяснила, в чем дело.
– Это все Салана.
– Салана?
– Ты сказал, у нее волосы некрасивые, она обиделась. Сказала, кто с тобой дружить будет, ее дружбу потеряет. Все мальчишки в классе за ней бегают, с тобой дружить боятся.
Еджик огорчился, но потом решил: ну и пусть. Пускай слушаются красивой дуры, если им так нравится, ему и Шинентак достаточно. Ей можно обо всем рассказать, о любой проблеме, она поймет. Шинентак знала, что он хочет вернуться в город, даже про Найду знала. А Еджик знал, что Шинентак жила с Кашаном уже пять лет. Пока жива была мать, было еще ничего, а сейчас совсем плохо. Кашан очень злой, как волк, правильно твой отец говорит. Ей бы этот год доучиться, уйдет от Кашана, начнет работать.
Приятно было получить второе место на районной олимпиаде по математике, потому что на следующий день вся школа собралась во дворе и Еджику долго хлопали. Он даже не ожидал такого. А потом ребята из соседних классов подходили и дружески хлопали его по плечу, они же не бегали за Саланой…
Приятно было, когда отец звал на помощь и брал Еджика с собой в поездку. Это если груз находился в глухом месте, где недоставало работников. Здесь отец работал больше, чем в городе, но был намного веселее. Он часто спрашивал сына, что они будут делать, когда вернутся в город. Мечтал, какая хорошая у них будет квартира, как он получит новый грузовик, и вообще, как все будет здорово.
Еджик уже хорошо водил, намного лучше, чем до отъезда. Тогда он просто садился за руль на пять-десять минут в глухих переулках, а сейчас отец доверял ему вести машину часами. Один раз даже разрешил самому съездить в соседний поселок Апут. Еджик ехал и думал, как все будут ахать и охать, что мальчишка приехал сам. Но никто в поселке не удивился, сделали вид, что так и нужно. И вообще, здесь дети рано начинали работать.
С мальчишками он не подружился, но оказалось, что ему вполне хватает дружбы с Шинентак. Шинентак умная, только у нее ум не такой, чтобы математику решать, а настроен о жизни думать. Вот например, зашел у них как-то разговор о несчастье. Они тогда домой со школы шли.
– Пошли к бабушке Асан, – предложила Шинентак.
– Не хочу, нет настроения, – покачал головой Еджик.
Девочка не стала настаивать, стала расспрашивать о городе. Еджик рассказывал, подробно объяснял, как там люди живут, как одеваются, как устроены дома.
– Странно, – вдруг сказала Шинентак, – твой отец совсем на алпата не похож, а ты немного похож. Но мать твоя не алпатка.
Еджик только головой покачал: говорили об одном, Шинентак без перехода на другую тему перепрыгнула, но с ней это случалось.
– Конечно, она не алпатка, и в лице у нее ничего алпатского не было. Хотя я ее плохо помню, по фотографии сужу.
– Сколько тебе было, когда она умерла?
– Семь.
– Мало.
– Да. Тогда сильно плохо было и мне, и отцу.
Шинентак остановилась и, закрывая ладонью глаза, долго смотрела в сторону заходящего солнца.
– Твое горе сильное, но внезапное. А я больше медленного горя боюсь, – наконец сказала девочка.
Еджик опешил.
– О чем ты? Какое медленное, какое внезапное?
– К тебе горе из-за холма подкралось и напало. А ко мне открыто шло, не таясь. Я за много дней видела, как оно подходит. Боялась и сильно, просила богов отвести горе, или удлинить его путь. Пускай оно тройным кружным путем придет ко мне, шептала
