Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит
Старый помог ей подняться и тут же попятился.
– Надо позвать кондуктора, – заявил он, не обращаясь ни к кому конкретно. – Там на путях мертвец.
И Густав поспешил прочь из вагона, что было, пожалуй, вполне разумно, учитывая убийственные взгляды наших попутчиков.
– Надеюсь, вас не обидит мой вопрос, мистер Холмс… – произнес женский голос, и я увидел мисс Кавео, выбирающуюся из-под онемевшего от ужаса проводника. – Ваш брат – он в своем уме?
– Мисс, если он и сошел с ума, то это заразно, потому что я тоже видел тело. – И я поспешил за Старым.
Он уже успел открыть дверку в ограждении, спрыгнул на землю и шагал вдоль путей. Когда я его догнал, мы уже прошли половину расстояния до останков.
Опускались сумерки, и тени вокруг росли с каждым нашим шагом, поглощая пятна крови, разбрызганной по рельсам, шпалам и песку. Сам доктор Ватсон когда-то писал о здешних местах в «Этюде в багровых тонах», и его описание Великой Соляной пустыни вполне точно: «унылая бесплодная земля, страна безлюдья и тишины». Действительно, кроме наших шагов не было слышно ни звука, и я вполне мог поверить, что на сто миль вокруг нет ни единого живого существа.
А тело, до которого мы вскоре дошли, жизнь, вне всяких сомнений, покинула.
– Кажется, невысокого роста, даже если приставить обратно голову, – заметил Старый, когда мы остановились у трупа. – Но зато крепкий, мускулы так и распирают рубашку. Судя по одежде, человек рабочий… хотя не ковбой и не фермер. Ботинки покупные, со шнурками, потертые, но не грязные.
Мы почти бежали до самого тела, но, когда брат выдавал свои дедуктивные выводы, оказалось, что он ничуть не запыхался. Как будто шанс поиграть в сыщика послужил своего рода волшебным зельем: «Оригинальный натуральный эликсир Холмса против кручения кишок». Глядя на Старого, никто не догадался бы, что его только что выворачивало наизнанку.
Густав повернул голову к востоку. Небо там уже превратилось в черно-лиловую глухую стену, если не считать нескольких бледных булавочных проколов – первых звезд быстро надвигающейся ночи.
Головы нигде не было видно.
Развернувшись обратно, брат всмотрелся во что-то у меня за спиной.
– Принесите фонари! – крикнул он кучке людей, приближающейся к нам со стороны «Тихоокеанского экспресса». – Нам тут придется поискать!
После короткого обсуждения один из мужчин – даже издалека я разглядел, что это был рослый проводник, возможно Сэмюэл, – побежал обратно к поезду. Трое его спутников пошли дальше. Когда они подошли ближе, стало видно, кто это: кондуктор, машинист и Берл Локхарт.
– Если хоть один из вашей банды даже шагнет в сторону поезда, не успеете оглянуться, как получите дырку в голову! – заорал Локхарт, вытаскивая револьвер 44-го калибра и взводя курок.
– Нет здесь никакой банды, мистер Кустос! – прокричал я в ответ. – Только два парня с головами и один без. И все безоружные!
Кондуктор, крупный мужчина, так размахивал руками во время ходьбы, что выглядел как несущийся вперед паровоз, готовый смести с пути любого.
– Кто из вас дернул сигнальный шнур? – рявкнул он.
– Я, – спокойно ответил Густав. – Потому что увидел тело. – Он кивнул на мертвеца. – Вот это вот тело, что лежит у путей. И голову тоже видел. Она вылетела из-под поезда и ускакала бог знает куда.
– Ой, – смутился Локхарт, остановившись вместе со спутниками за несколько ярдов до нас, и опустил револьвер, – так это вы.
Помимо худших в мире фальшивых усов, у старого пинкертона, судя по всему, вдобавок были еще и глаза не очень.
– Ты знаешь этих людей, Локхарт? – спросил кондуктор.
Мы со Старым переглянулись: стало быть, Локхарт уже не был инкогнито.
– Парочка ковбоев, – ответил старый сыщик. – Хотят стать полицейскими.
– Мы, – объявил Густав кондуктору, доставая свою бляху, – агенты железнодорожной полиции Южно-Тихоокеанской железной дороги.
Братец явно надеялся добиться таким образом определенного уважения. Но вместо этого кондуктор лишь закатил глаза.
– Опять эти фокусы Кроу! – простонал он. – А я-то думал, откуда у этих оборванцев деньги на «Тихоокеанский экспресс».
Машиниста откровение брата впечатлило ничуть не больше.
– Дерьмо, – бросил он и, наклонившись, сплюнул на землю, как раз когда появился Сэмюэл с двумя зажженными фонарями.
– Филеры, – пояснил кондуктор, мотнув головой в нашу сторону.
– Ну-ну, – скупо проронил Сэмюэл. Если у него и было свое мнение о железнодорожной полиции, то он оставил его при себе.
Густав взял один из фонарей, и мы вместе стали осматривать песок и пучки травы к северу от путей, пока Локхарт, Сэмюэл и кондуктор шли по южной стороне. Машинист остался стоять на насыпи, недовольно ворча, пока остальные, свесив головы, медленно удалялись от него.
– Я ничего из кабины не видел. Должно быть, мужик на путях лежал. Если он был жив, когда мы на него наехали, ну… – Машинист снова сплюнул, для чего ему пришлось податься довольно далеко вперед, чтобы табачная слюна не попала на выдающееся брюхо. – …Да пошел он. Хочется умереть, так бросься с обрыва и не утруждай никого собой. А может, бродяга ехал на сцепке или под вагоном. Соскользнул и упал. Если так… – Он сплюнул еще раз. – Поделом ублюдку безмозглому.
Все это бессердечное ворчание в буквальном смысле на расстоянии плевка от человеческих останков вывело меня из себя, и я уже собирался обернуться и поинтересоваться, кто это здесь ублюдок безмозглый, но тут Густав указал на невысокие заросли кустарника слева от нас:
– Там.
Он поднял фонарь повыше, и тени вокруг нас сдвинулись и укоротились, открыв нечто круглое и мокрое впереди.
– Нашли! – крикнул я.
Сэмюэл, Локхарт и кондуктор пересекли насыпь и подошли к нам, а Старый присел на корточки и поднес фонарь поближе. Голова лежала, уткнувшись лицом в песок, и можно было различить лишь черные вьющиеся волосы, местами содранные вместе с кожей и открывающие блестящую кость и мозги. Густав протянул руку, перевернул голову, и нам открылось лицо усача с выпученными глазами и широко открытым, словно от удивления, ртом.
Я, наверное, выглядел в тот момент примерно так же, поскольку уже видел это лицо – и не только на лету из-под поезда. Оно принадлежало железнодорожнику, с которым я перекинулся парой слов на Юнион-Стейшн, тому самому, который советовал наслаждаться красотой «Тихоокеанского экспресса», пока она не исчезла под слоем пыли и сажи.
– Господи всемогущий! – ахнул Сэмюэл. – Джо!
– Джо? – переспросил Локхарт.
Кондуктор повернулся к мрачной сцене спиной и наклонился, уперевшись руками в колени.
– Пе-зул-ло, – выдохнул он, явно пытаясь удержать в желудке ужин, чтобы тот не присоединился к подарочку, оставленному Густавом в песках Великой Соляной пустыни. – Проводник багажного вагона.
Машинист наконец сдвинулся с места и сделал несколько неуверенных шагов в нашу сторону.
– Уилтраут, что ты говоришь?.. – Он подошел к телу. – Это что, Джо Пецулло?
Толстяк вяло кивнул.
– Стало быть, на рельсах он не лежал, – заметил мой брат. – Он был в поезде.
Кондуктор – очевидно, его фамилия была Уилтраут – снова кивнул.
– Ехал в багажном вагоне.
Сумерки сгущались, стало совсем темно. Старый развернулся и направился обратно к экспрессу, унося с собой фонарь. Локхарт и я поспешили за ним, предоставив Уилтрауту, Сэмюэлу и машинисту возвращать голову своего товарища на законное место.
Когда мы подошли к хвосту поезда, нам пришлось лавировать, продираясь сквозь толпу: из вагона высыпала пара-тройка десятков зевак, которые тут же забросали нас вопросами: «Что происходит?», «Неужели там действительно мертвец?» и даже «Грабить нас будете?», но мы отвечали лишь выкриками «Разойдись!» и «С дороги!». Однако от толпы избавиться не удалось, и за нами потянулась цепочка людей, словно утята, поспешающие за мамашей-уткой.
– Возвращайтесь на свои места, болваны чертовы! –
