Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Они утверждают, что оякуле белые, как люди из Европы. Они обладают ростом и сложением гигантов, невероятной силой, у них светло-рыжие бороды, белокурые волосы и голубые глаза. Они склонны к людоедству и явно пребывают в состоянии самого глубокого варварства. Им совершенно неизвестно железо, они используют громадные деревянные дубины, слишком тяжелые для обычных людей. Они не расписывают тела, не покрывают их татуировками и не носят никаких украшений, выступая совершенно голыми. Они не расположены к общению и всегда готовы без всякого повода напасть на негров, так же как и на индейцев.
Робен и его сыновья на марше слушали этот пространный рассказ на креольском наречии, полный деталей, точность которых свидетельствовала о редкой наблюдательности Ангоссо.
— Но, мой дорогой бони, — заинтересованно сказал озадаченный изгнанник, — ты уверен, что эти оякуле не индейское племя, которое не загорело на солнце из-за того, что всю жизнь проводит под деревьями, как люди оямпи?
— Нет, компе. Нет, поверьте мне, оякуле не индейцы.
— Но ведь тебе известно, что оямпи тоже не окрашивают свои тела соком руку, не рисуют на них узоры соком генипы и вообще очень похожи на людей из моей страны.
— Но у индейцев не бывает бород. Но глаза индейцев раскосые, и носы у них приплюснутые. А у оякуле глаза широкие, как ваши, носы крючком, как у попугая ара, и длинные бороды, вроде той, что растет на вашем лице.
— Оно так… — негромко подтвердили молодые бони Ломи и Башелико.
— Ты хорошо их рассмотрел, ты видел их близко, при свете дня?
Ангоссо показал на повязку, охватывающую его голову, и взмахнул мачете:
— Каменный топор одного из них разбил мне голову, но моя сабля пронзила много животов. Я бился с ними, друг мой, вы знаете, я ничего не боюсь, но мне было страшно, это такая же правда, как то, что я почитаю Гаду и что я ваш друг.
— Ладно, мой храбрый друг, расскажи мне все, что ты знаешь об этих необычных людях и о том, как они смогли разграбить деревню, которую защищали такие отважные и сильные мужчины, как бони.
Ангоссо собрался с мыслями, два раза сплюнул, чтобы прогнать Йолока, и начал свой абсолютно достоверный рассказ:
— Это было давно, очень давно, мой отец был мужчиной в расцвете сил, а я еще совсем маленьким. Бони и оякуле устали от войны и решили по обоюдному согласию похоронить старые обиды. Оякуле пригласили бони из моей деревни прийти к ним в гости, съесть священную лепешку и выпить «мировую», как подобает по нашим обычаям. Бони смелые и сильные, они верят словам клятвы и становятся рабами своего слова. Только такое рабство они могут признать, — гордо добавил Ангоссо, достойный потомок героя Коттики, и продолжил повествование: — Они отправились по приглашению белых дикарей и прибыли в их деревню во главе с капитаном, моим отцом. В знак дружеских намерений бони сложили свои сабли и ружья в хижину местного пиая. Все принялись есть, пить и танцевать весь день до вечера. Когда наступила ночь, бони отправились в хижины, построенные специально для них. Едва они успели заснуть, как раздались страшные вопли: оякуле, изменив клятвам верности, нарушив священный закон гостеприимства, завладели нашими саблями и ружьями, которыми они пользовались как дубинами, и убили наших беззащитных воинов. Бони, неспособные дать отпор, попробовали сбежать, но запутались в лианах, натянутых предателями вокруг хижин на расстоянии фута от земли. Погибли почти все, моему отцу удалось сбежать благодаря ночной темноте, с ним вернулись еще несколько уцелевших. Его так сильно ударили мачете в область рта, что с тех пор, когда он хочет что-то сказать, ему приходится поддерживать нижнюю челюсть рукой. Из-за этой страшной раны он получил имя Коаку (Упавший Рот), под которым известен и сегодня. Кроме того, в ужасной бойне выжила одна маленькая девочка. Оякуле нашли ее забившейся в траве, но не убили и вырастили со своими детьми. Потом она сбежала, укрылась у бошей, а оттуда перебралась в Суринам, где живет и теперь. Ее зовут Афиба[30]. Как видите, друг мой, у нас были поводы хорошо рассмотреть оякуле.
— Все это очень печально, мой дорогой Ангоссо, но перейдем теперь к последней беде.
— Два или три года мы ничего не слышали о наших врагах. «Остерегайтесь оякуле, — всегда говорил мой уважаемый отец, старый Коаку, — они крадутся как змеи. Берегитесь, дети мои, они приходят, когда о них не думаешь». И он был прав. Столько дней назад, сколько пальцев на двух моих руках и одной ноге, мои сыновья собирали маниок, а я ловил кумару с моей женой, которую зовут Ажеда. Мы заметили столб черного дыма, что поднимался над деревней. Мы схватили весла, и наша пирога понеслась по водам реки. Все хижины горели. Большая толпа оякуле, убив всех женщин и детей, оставшихся одних, подожгла деревню. Большинство здоровых мужчин были в поле или на рыбалке. Они тоже прибежали в деревню, увидев дым, подумав о несчастном случае, и были убиты бандитами, которых было втрое больше и которые спрятались в зарослях. Мои сыновья вернулись с вырубки. Мы бросились в самое пекло, решив дорого продать свои жизни. Мы славно сражались. Я горжусь моими детьми, как вы вашими, мой дорогой белый друг. Я упал, сраженный в голову, и меня едва не постигла судьба моего отца. Но Ажеда спасла меня. Она швырнула горящую головню прямо в бороду оякуле, который с воплем сбежал.
Увы, но мы не смогли справиться с таким количеством врагов. Двадцать наших мужчин убиты, остальные рассеялись кто куда, наши поля разорены, деревни больше нет. Ваши слова всегда были живы в моем сердце. И тогда я сказал заплаканной Ажеде: «Идем к белым людям». Я сказал моим сыновьям, чьи красные сабли жаждали еще крови: «Вы тоже пойдете к моему белому брату». Они не задали мне ни одного вопроса, и мы пошли.
У меня началась лихорадка. Но что по сравнению с раной на голове боль в безутешном сердце. Моя воля сильнее, чем телесная боль. Мои сыновья преодолели пороги. Я узнал ручей. Не теряя ни минуты, мы поплыли по нему. Ломи и Башелико не знают усталости. Мы прибыли к кокосовым пальмам. Я увидел поваленные деревья, листья мукумуку и зеленые растения с длинными шипами. Я сказал: там должны быть змеи. Мы спрятали пирогу в кустах и окольным путем вышли на тропу, которую я увидел глазами своей памяти.
Я увидел Казимира, увидел белого, которого зовут Николя, и белую женщину, мать ваших
