Охота пуще неволи - Анатолий Иванович Дементьев
Прекрасен лес в минуты раннего весеннего утра. Пышнокронные вековые сосны спорят высотой с темно-зелеными елями, красавицы-березы вольно раскинули свои ветви, а земля под ними кое-где уже покрылась первыми ростками молодой травы.
Налетевший порыв ветра чуть шевельнул верхушки самых высоких деревьев, и потревоженные сосны что-то шепнули друг другу. На лесной вырубке забормотали краснобровые тетерева, и, словно в ответ им, из глубины леса разлилась гордая и сильная песня токующего глухаря.
Где-то прозвучал одиночный выстрел. Оборвалась глухариная песня. На секунду смолкли все остальные пернатые певцы, а потом зазвенели, защебетали снова, еще сильнее, еще радостнее.
…Тонкая полоска сизоватого дыма от ружейного выстрела медленно тянулась вверх, цепляясь за ветки деревьев. Леонид Павлович Бурцев поднял убитого глухаря, полюбовался на брачный наряд птицы и, аккуратно расправив перья, положил ее в сетку.
Неподалеку опять заиграл глухарь. Леонид Павлович посмотрел на часы. Стрелки показывали шесть. В девять часов нужно быть на работе, а до города километров двадцать. Хорошо, если попадется попутная машина, ну, а не будет машины — ждут неприятности. Охотник огорченно вздохнул и, перекинув ружье на плечо, торопливо зашагал по тропинке.
Бурцеву посчастливилось. Грузовая машина, на которой везли из соседнего колхоза молоко на базар, доставила его почти к самому дому. Через полтора часа он, как всегда, чисто выбритый, приветливый, сидел за своим массивным письменным столом и просматривал поступившие документы.
Комната, где занимался Бурцев, была почти вся заставлена столами и шкафами. Деловой день начинался с привычного треска двух пишущих машинок, шелеста бумаг и телефонных звонков. Высокая, худощавая женщина громко щелкала костяшками счетов. За стеклянной перегородкой, как потревоженный улей, гудели клиенты.
Леонид Павлович отложил в сторону папку с документами, достал папиросы и закурил. Столы, шкафы, худощавая бухгалтерша, посетители за перегородкой — все отодвинулось и поплыло. Забыв об окружающем, Бурцев вспоминал глухариную охоту. Как хорошо сейчас там, в лесу, где воздух чист и свеж, где звенят немолкнущие песни птиц… Как хорошо после удачного выстрела посидеть на пеньке или поваленном бурей дереве, закурить папиросу, в воспоминаниях еще раз пережить все до мелочей или просто слушать чудесный шепот леса…
Голос сослуживца вернул Леонида Павловича к действительности. Он пробормотал какое-то извинение и снова открыл папку с документами.
«Это решено, — думал он, делая пометки на бумагах, — сегодня же пойду к директору и попрошу неделю в счет очередного отпуска».
— Что вы написали! — сердито проговорил сослуживец. — Они просят двадцать килограммов краски, а вы выписываете две тонны гвоздей.
— Виноват, Виталий Владимирович, замечтался, — Бурцев извиняюще улыбнулся, перечеркнул надпись и сделал новую. — На охоте сегодня был, спал мало.
— За утками ездили?
— Нет. Глухарей на току скрадывал. Одного мошника удалось взять. Приходите вечером с Марьей Ивановной, угощу.
— Спасибо, только мы сегодня идем в оперу.
«Чудак, — подумал Бурцев, — кроме театра и кино, он нигде не бывает. Послушал бы хоть раз, как поет глухарь, забыл бы о своих любимцах-тенорах. А впрочем, кому что».
В этот день Леониду Павловичу работалось легко, он чувствовал необыкновенный прилив сил, энергии и не заметил, как подошло время обеденного перерыва. Аппетитно пообедав, Бурцев развернул свежую газету и быстро просмотрел заголовки статей. На чтении сосредоточиться не мог и продолжал обдумывать свое решение. А подумать было о чем. Еще зимой он, уступая настоятельным просьбам жены, согласился взять отпуск в июле и поехать к ее дальним родственникам на Кавказ. Путь предстоял немалый: заехать в Москву, в Сталинград и Краснодар, где тоже проживали родственники. Был рассчитан каждый день, и дней этих едва хватало на задуманную поездку. Если же из очередного отпуска вычесть неделю — все нарушится.
«Конечно, — рассуждал Леонид Павлович, — весна — время не совсем удобное для отпуска, зато какая сейчас охота! Тетерева, глухари, тяга вальдшнепов… А что делается на озерах! В конце концов, в Москву и Сталинград можно не заезжать. Десять лет не виделись, ничего не случится, если увидимся через одиннадцать». Думая так, Бурцев отлично знал, что и будущей весной его опять потянет в лес, но малодушно себя обманывал.
К концу обеденного перерыва окончательное решение было принято, Леонид Павлович прямо из столовой направился в приемную директора.
Вечером он возвращался домой в приподнятом настроении: недельный отпуск ему разрешили.
Солнце исчезало за далекой линией леса. Дул теплый ветер с юга. Знакомые звуки коснулись ушей Бурцева. Он остановился, поднял к небу голову. На небольшой высоте тянула стая гусей. Леонид Павлович, поддавшись радостному порыву, снял шляпу и помахал ею птицам.
— Летят родимые, — внезапно раздалось рядом. Бурцев повернулся и, смутившись, надел шляпу. Перед ним стоял невысокого роста старичок с белыми волосами, вылезавшими из-под темно-синей велюровой шляпы. Лицо его показалось Леониду Павловичу знакомым, но он не мог вспомнить, где встречался с ним.
— Летят, говорю, — дружелюбно повторил старичок. — Не могу без радости смотреть на этих птиц.
— А… вы… охотник?
— Был. Теперь нет. Годы не те. Мне восьмой десяток идет. А в вашем возрасте я на месте не сидел. Собирайтесь, батенька, на охоту. Будьте здоровы.
Незнакомец приложил пальцы к своей шляпе и спокойной походкой, прямой и строгой, пошел дальше.
«Да ведь это… — и в памяти всплыла фамилия известного в области писателя, книги которого он, Бурцев, читал всегда с наслаждением, которого уважал за глубокое знание жизни, за большую любовь к людям. — Встретил такого человека и не мог поговорить как следует. А он сразу отгадал во мне охотника».
Леонид Павлович не заметил, как подошел к своему дому. Стараясь не волноваться, объяснил жене, что выпросил неделю в счет отпуска и завтра идет на охоту. Спокойно перенес маленькую бурю, не обидевшись даже на такие слова, как «болотный черт» и «лесной бродяга».
* * *
За час до рассвета Бурцев подходил к глухому лесному болоту, посреди которого был сосновый остров с токовищем глухарей. Вокруг темной стеной выступал лес. От него уже веяло особенной свежестью и терпким запахом смолы. Лес встретил охотника настороженной тишиной. Ни один звук не нарушал сонного покоя природы. Сухо треснула под ногою ветка, и звук этот показался Леониду Павловичу необычайно громким. Над его головой бесшумно пролетела сова, шарахнулась в сторону и растаяла в предрассветной мгле.
Медленно начинался рассвет. Один за другим просыпались лесные жители. Неуверенно, словно пробуя свои голоса, они издавали первые звуки и тут же умолкали. Но постепенно эти звуки нарастали, крепли. Лес будто очнулся, стряхнул с себя дремоту, и скоро все его уголки наполнились птичьими песнями.
Бурцев стоял на острове под большой сосной и
