Охота пуще неволи - Анатолий Иванович Дементьев
— Устал? — на лице жены наивное недоумение. — Но ты же сегодня целый день отдыхал и даже… помолодел.
— Так ведь то духовно, — слабо возражаете вы, — а физически я устал. Километров сорок накрутил. Интересно сегодня получилось…
— У тебя всегда интересно получается, — прерывает жена. — А где же дичь?
— Да понимаешь ли, дорогая…
— Все понимаю. Ложись уж спать. Охотничек!
Вы подавлены, уничтожены, вы тяжело вздыхаете, смотрите на билеты в театр и думаете: «Надо бросить охоту. Одни неприятности. Может, Петр Иванович купит ружье?»
…Проходит неделя. Все горести позабыты, мозоли на ногах исчезли, с супругой достигнуто примирение, и мысль о продаже ружья кажется чудовищно нелепой.
Вы снова думаете об охоте, ждете ближайшей субботы, как манны небесной. Погода стоит отличная, словно по заказу: теплые и тихие дни, какие не часто бывают в октябре на Южном Урале. И опять неудержимо тянет туда — в лес, на озеро, на просторы полей. Может, на этот раз будет удача, а может, снова вернетесь усталым, с пустой сеткой и полным патронташем. Но ведь не зря говорят, что охота пуще неволи. Никто вас не принуждает «накручивать» тридцать-сорок километров, в кровь растирать ноги, мокнуть под холодным осенним дождем, зябнуть на ветру, терпеть жажду и муки голода, а порой подвергаться серьезной опасности.
На все эти испытания вы идете добровольно, больше того — с великим желанием. И кто знает, не будь охота столь тяжелым занятием, возможно, она потеряла бы все свое обаяние, весь интерес и превратилась бы в обычное ремесло.
Охота для вас начинается не там, в лесу или на болоте, а задолго до этого, дома, за тем самым столом, где вы сидите и, мурлыча какой-то веселый мотивчик, набиваете патроны. Вся семья в эти часы притихает, старается не мешать вам. Жена, исполненная суеверного страха, боится взять со стола свои ножницы, потому что рядом лежат патроны, которые «взрываются». Впрочем, по мнению вашей супруги, свойством «взрываться» обладают все вещи на столе: пустые гильзы, коробки с пыжами, мешочки с дробью. Она не удивится, если от неосторожного прикосновения вдруг взорвется шомпол или ружейный чехол. Не имеете права «взрываться» только вы, когда возвращаетесь после неудачной охоты и выслушиваете обидные слова.
Ваш пятилетний сынишка неотступно вертится у стола, за которым вы «священнодействуете». Он осаждает вас бесчисленными «а зачем», «а почему», хватает капсюли, банки с порохом, всячески старается помочь папе и не обращает никакого внимания на жесткое «нельзя». Но можно ли на него сердиться — он тоже будущий охотник, ему все интересно, все надо знать.
Пока вы заготавливаете продукты, укладываете вещи в рюкзак, еще и еще раз проверяете все снаряжение, вы тоже охотитесь. Это, так сказать, прелюдия той охоты, финалом которой будут удачные или неудачные выстрелы по птице или зверю.
Приходит долгожданная суббота. У вас все готово. Начальство по работе (когда оно в хорошем расположении духа) великодушно разрешило уйти пораньше, сказав на прощанье:
— На охоту, значит, собираетесь? Я тоже, знаете, в молодости любил побаловаться ружьецом. Зайцев, там, на току пострелять или этих… косачей на тяге. Один раз даже на кабанов ходил. И убил бы кабанчика, да товарищи помешали. Домашний, говорят, был… Пять пудов вытянул, подлец!..
Спохватившись, что сказано лишнее, начальство спешит закончить свои охотничьи воспоминания:
— Ну идите, охотьтесь, я не возражаю. На уточку можно рассчитывать? Ни пуха вам, ни пера.
Мысленно говорите «пошел к черту» (так принято отвечать на пожелание — ни пуха ни пера), а вслух благодарите и обещаете в понедельник принести самую лучшую утку.
Дома торопливо обедаете, переодеваетесь и, наскоро поцеловав жену и сына, спешите на улицу. До места охоты, где-нибудь на берегу озера, добрых двадцать никем не мерянных километров. Но вы полны сил и бодрости. Предвкушая радостное ощущение приволья, дикую красоту лесных дебрей, вы шагаете легко.
Километры один за другим остаются позади. Не надо думать, что этот путь придется потом проделать в обратном направлении под дождем и холодным ветром, что в сетку, возможно, опять ничего не попадет. Будьте всегда оптимистом, уверяйте себя, что охота будет удачна — и успех обеспечен.
К озеру вы подходите как раз в то время, когда солнце, дружески подмигнув на прощанье, ныряет за дальние камыши, разлив по небу чудные краски вечерней зари. Скорее становитесь на место и ждите начала перелета. Полчаса томительного ожидания, и вот пролетает первая стайка уток. Как музыка, гремят в вечерней тишине выстрелы, падает в воду тяжелая кряква, и это — награда за все лишения, что вам пришлось испытать, и за те, что предстоят в будущем.
Быстро сгущаются сумерки, и вот уже невозможно стрелять. Вы собираете сбитых уток, случайно проваливаетесь до пояса в ледяную воду и с трудом выбираетесь на берег. Простудиться ни в коем случае нельзя. Иначе — прощай охота. Жена, выступив в роли домашнего врача, требует не рисковать здоровьем, ружье продать Петру Ивановичу.
Памятуя об этом, вы раздеваетесь, выжимаете промокшие вещи, а потом бегаете вдоль берега и так, что вам позавидовали бы многие рекордсмены.
Но вот разложен жаркий костер, весело бурлит на огне чайник, и добрый глоток из фляги приводит вас в отличное настроение. Рядом лежат пять (пять!) добытых за вечернюю зарю уток. Значит, можно оделить всех знакомых. А впереди еще целым день охоты — день новых радостей и огорчений. И пусть никакие превратности судьбы не страшат вас, потому что вы. — рядовой солдат великой армии охотников, людей, для которых охота пуще неволи.
РАСПЛАТА
Тонко и жалобно скрипнула калитка, пропуская коренастую фигуру Никиты. Пиратка с радостным лаем бросился навстречу хозяину, но тот даже не взглянул на ласкавшуюся собаку. Быстро поднявшись по ступенькам крыльца, он с силой хлопнул дверью и скрылся в доме.
Отец вернулся чем-то расстроенный. Это сразу поняла вся семья, собравшаяся к обеду. Но спросить, что случилось, никто не решался. Пусть отец немного успокоится и тогда расскажет сам. Не любит он, когда его расспрашивают. В сердцах может накричать. Лучше уж не попадаться под горячую руку.
Никита был старшим конюхом в колхозе «Луч». Работа беспокойная, хлопот хоть отбавляй, отвечать приходится и за себя и за других. В хозяйстве — около пятидесяти лошадей, управляться с ними нелегко, недоглядел — и беда.
Пока отец снимал полушубок и долго умывался, фыркая и расплескивая воду, все молчали. Ульяна, жена Никиты, возилась у печи, гремя ухватом. Старшая дочь Варя расставляла на столе тарелки.
— Обедать будем? — спросила
