Охота пуще неволи - Анатолий Иванович Дементьев
Я невольно улыбнулся простому, без прикрас, рассказу гостя. О трудном и почетном деле он говорил, как о чем-то обычном и само собой разумеющемся.
— Сев-то, наверное, уже заканчиваете?
Мой собеседник немного смутился.
— Стараемся. Время сейчас горячее. Каждый час дорог. И редко удается вот этим заняться, — он мотнул головой в сторону лежащего на земле ружья. — Люблю охоту. Я ведь только что с трактора. Другие отдыхать пошли, а я за ружье да и к озеру. Часа четыре посплю и довольно. Утреннюю зорьку на озере проведу, а потом снова на машину. Хорошо себя после этого чувствуешь: бодро, весело. Вот только побриться времени не выберу… Девчата надо мной смеются. Потому, говорят, тебе и уток легко стрелять, что зарос ты весь, как старый пень. Маскировка хорошая… Острый язык у наших девчат.
Легкий ветер донес отдаленный рокот мотора. В ночной степи метался сноп света от тракторных фар.
— Вон конь-то мой гуляет, — незнакомец показал на трактор.
Я заметил, что в продолжение всего разговора он часто посматривал в ту сторону и как бы невольно прислушивался. «Беспокоится», — подумал я. Тракторист, видимо, понял мои мысли и пояснил:
— Сменщик мой, Иван Бессонов, первую весну водит машину. Парень горячий, а опыта еще нет. Раньше где-то в конторе сидел. Я на охоту пошел, а на сердце тревожно, как бы не случилось чего там. Ведь целина. Здесь и бывалым туго приходится. Правда, Иван — парень смекалистый, я ему вполне доверяю, но ведь работать ночью — это не днем… Да и машина у нас не новая.
За разговором время бежало незаметно. Небо на востоке посерело, потом появилась бледно-голубая полоска. Постепенно расширяясь, она захватывала все большую часть небосклона. Показались розоватые прослойки. Редкие облака сплывались туда, где едва намечался солнечный восход. Бледнели и гасли звезды. Тусклый диск луны повис над дальним концом степи. С озера потянуло холодом. Туман, поднимаясь от воды, застревал в кустах.
Вдали едва виднелся трактор. Он продолжал бороздить поле, и шум работающей машины, доносимый ветром, то усиливался, то затихал.
Костер догорал. Тонкие струйки дыма поднимались над грудой углей, покрытых налетом пепла. Лениво покуривая, поеживаясь от холода, мы продолжали беседу. Но разговор как-то не клеился и, наконец, оборвался. Обоих клонило ко сну.
Я задремал. Очнулся от легкого толчка в плечо.
— Вставайте, пора на озеро. Вон, полетели…
Почти над нами невысоко протянула стайка уток.
— Да, летят… — сказал я. — Должно быть свиязь?
Гость не ответил. Он стоял спиной ко мне, напряженно куда-то всматриваясь.
— Э, черт… — вырвалось у него сквозь зубы.
— Что там?
— Смотрите, — он протянул руку, указывая в поле.
Оглянувшись, я увидел трактор. Машина стояла.
— Застопорил Ванюшка, — сказал взволнованно тракторист. — С чего бы это?
— Может быть, неисправность какая?
В это время послышался резкий, отрывистый рокот мотора. Над трактором взвились голубые кольца дыма. Вскоре машина загудела более ровно, рванулась с места и медленно поползла на бугор. Мой знакомый успокоился. Он вытянул за шнурок расшитый кисет, свернул цыгарку, закурил.
— Пошли, — сказал он. — Вот опять полетели. Тьма нынче птицы. Вы куда, вправо или влево?
Не успел я ответить, как трактор, за которым мы оба продолжали следить, вдруг снова умолк. Я посмотрел на своего гостя. Его лицо, помимо волнения, выражало досаду. Он сердито бросил недокуренную цыгарку, вдавил ее каблуком в землю и пробурчал:
— Вот тебе и поохотился. Эх, Ваня, Ваня!
Я опять улыбнулся. Парень этот мне определенно нравился. Чувства и мысли его были вполне понятны, тем не менее, я сказал:
— Ну, встала машина и только. Сам виноват, пусть сам и выпутывается. Вам-то что?
Незнакомец удивленно взглянул на меня.
— Как то есть что? Трактор стоит, время идет, а мне и дела нет? Так что ли? Да трактор-то чей? За рулем кто? Ванюшка! А он разве еще тракторист? Ведь мой трактор, наша бригада, а вы…
Он сдвинул на затылок фуражку и закончил уже другим тоном:
— Ну, прощайте. К Ванюшке пойду.
Резким движением он поправил ружейный ремень и, широко ступая, зашагал к машине.
Как раз в это время из-за кустов вылетела стайка кряковых уток и низко потянула к озеру. Парень мгновенно преобразился. Быстро перебежав открытое место, он спрятался за кустами и стал ждать приближения уток. Они летели прямо на него. Гость привычно вскинул к плечу ружье, повел стволами за стаей, но тут же, словно что-то вспомнив, опустил его. Наши взгляды встретились. Махнув рукой, парень поднялся и зашагал к трактору.
* * *
Вечером того же дня я зашел в контору совхоза имени Горького.
На крылечке, пахнувшем свежим деревом, сидели рабочие. Они курили и вели неторопливый разговор. Я уже поднялся по ступенькам и хотел открыть дверь, как до меня долетели обрывки фразы:
— …Ты, вот что, Любимцев, на охоту-то ходи, а за Бессоновым присматривать не забывай. Не то ссориться будем…
Я остановился. В стороне, на березовом обрубке, сидели двое. Одного из них я сразу узнал. Это был мой ночной гость.
— Вот не ожидал встретить вас здесь, — заговорил я, подходя к ним. — Так вы и есть Василий Любимцев?
— Я самый.
— А мне о вас директор совхоза вчера рассказывал. Рекомендовал написать о вашей работе в газету.
— Не надо писать. Хвалить меня, по совести говоря, не за что. Вот и дядя Егор, бригадир наш, то же скажет, — он кивнул на своего соседа. — Только что разнос учинил… И правильно, за дело. Я, признаться, из-за этой самой охоты другие дела запустил.
Сидевший рядом сухощавый мужчина хлопнул Любимцева по широкой спине и, подмигнув мне, сказал:
— Скромничает. Написать о нем в газету можно: лучший тракторист совхоза, всем пример. А охотой увлекается — так что же здесь плохого? Только все надо в меру. Ну, да раз понял свою ошибку, значит, исправит. Правда, Василий?
Я вспомнил стаю улетавших кряковых, не состоявшуюся утром охоту и подумал: «Исправит».
В АПРЕЛЕ
Тихое апрельское утро. Только что поднялось солнце, окрасив половину неба в нежно-розовые тона. Белые пушистые облака длинной вереницей тянутся к югу. Воздух недвижим, все вокруг как-то особенно спокойно и торжественно. Вот раздалась звонкая трель дрозда, ему отозвался веселым щебетаньем зяблик, задорно тенькнула большая
