Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
Буря, постоянно бушевавшая здесь, совершенно стихла. Теперь бывают мгновения совершенной тишины. Только изредка слышится робкий крик птицы или отдаленный рев тюленя.
Эта перемена, происшедшая во время ночи, была так неожиданна, так поразительна, и картина, которая открылась нашим глазам так нова, что мы несколько мгновений невольно любовались ей.
Вдруг перед нами произошло странное явление. Поверхность воды, только что совершенно спокойная, вдруг в нескольких местах стала бурлить и пениться, хотя нет никакого ветра; или мы, по крайней мере не чувствуем ни малейшего движения воздуха; ежели бы это произошло от вихря, спустившегося с какой-нибудь горы, то он бы принес с собой глыбы снега, сорванного им с ветвей деревьев и с боков гор, но ничего подобного мы не видели. Нет, это должно быть плещутся морские чудовища.
Прежде чем мы успели объяснить себе это явление, оно объяснилось само собой. На морской поверхности мы увидели целое стадо морских львов; они быстро плыли мимо берега, время от времени выскакивая из воды, как это обыкновенно делают морские свиньи.
Мы обрадовались появлению такого огромного количества животных, которые в последнее время попадались нам так редко; мы даже опасались, не ушли бы они совсем от нас. Но, Боже мой! Наша радость была очень кратковременна.
Через минуту, мы по разным эволюциям тюленей догадались, что они собирались в залив только для того, чтобы уйти из него. Мы убедились в этом, когда несколько стад соединились в одно и поплыли к главному выходу залива.
Морские львы уходят от нас! Я не могу вам передать, как забилось у нас сердце, каким ужасом сжалось оно! Наше ежедневное средство к пропитанию, единственная возможность поддерживать жизнь нашу уходила от нас.
В одно мгновение мы бросились к берегу, оттолкнули лодку, взялись за весла и помчались к острову Восьми; мы надеялись найти там запоздалых тюленей, потому что наше свежее мясо почти все вышло. Но мы напрасно искали этих животных: на берегу не было ничего. Даже царя-Тома мы не видели, и полагали, что и он ушел из своих любимых мест. Нам приходилось возвратиться домой с пустыми руками.
Мы были в отчаянии; в нашем воображении рисовался длинный, унылый ряд нескольких голодных ужасных месяцев. Вынесем ли мы их?
Нам нужно было, во-первых, привыкнуть к распределению пищи по порциям, потому что с завтрашнего дня мы должны начать наше соленое мясо, которое мы развесили на стропилах крыши. Соль и дым сохранили его, но сало, находившееся в нем, прогоркло и придавало ему вкус испорченной рыбы и делало его даже вредным для здоровья. Но у нас не было выбора; и мы ели его, не смотря на то, что оно вредно действовало на нас, и мы постоянно хворали; эти мысли заставляли нас с ужасом думать о будущем.
Теперь мы больше, чем когда-нибудь заботились о том, чтобы наловить ракушек, рыбы и настрелять на скалах бакланов; но, как я уже прежде говорил, погода не позволяла нам часто выходить на рыбную ловлю; что же касается до птиц, то мы редко охотились за ними, потому что берегли заряды, не зная, скоро ли придет к нам ожидаемая помощь, и вообще кто знает, придет ли она? Наше положение было отчаянное.
Среда, 1-е июня. Очень холодно; термометр опустился на два градуса ниже нуля. С 23-го числа прошлого месяца у нас почти все время стояла дурная погода. Сильный дождь, принесенный порывом с. в. ветра растопил весь снег; только на вершинах гор он сохранился, снег замерз и увеличил ледники, нависшие на вершинах скал.
Наконец небо прояснилось. Солнце изредка показывается из-за беловатых туманов. Свет его очень бледен; впрочем, когда оно светит, то все ледники горят тысячью огней, и они походят на бриллиантовые диадемы.
Все это время мы питались небольшими количеством тюленьего прогорклого мяса и неудобоваримым растением, которое мы назвали — сахари. Мы очень слабы и больны; положение наше с каждой минутой становится все хуже.
Сегодня ветер стих; мы пользуемся этим, чтобы спустить лодку на море и посмотреть, не встретим ли какого-нибудь тюленя в восточном рукаве.
В заливе, где мы в счастливые дни неизбежно встречали тюленей, теперь нет ни одного. Наше плавание шло медленно, потому что мы ослабели и не могли порядочно грести. Наконец мы подошли к выходу в восточный рукав. Мы остановились на несколько минут у замаскированного острова, чтобы немного отдохнуть.
Пока Алик привязывал лодку к выдающейся скале, Мусграв к чему-то внимательно прислушивался. Вдруг он сказал мне: "Послушайте, не крик ли это тюленя? Какое счастье, ежели мы найдем здесь, хоть одного!"
Ничего не могло быть для нас лучшего, в самом деле, ежели это тюлень или морской лев — или какое другое из ластоногих; нам не для чего было бы ехать дальше; в это время года дни так коротки, что мы, при всех усилиях, до вечера успели бы доехать только до восточного пролива. Провести вторую ночь вдали от Эпигуайта, без огня и без приюта, в такой холод, как теперь, нам было бы не только очень неприятно, но и небезопасно. Над нами послышался глухой рев. Мусграв не ошибся. Очевидно, где-то подле нас есть морской лев.
Мы схватили наше оружие, ружье и дубины, выскочили на берег и через минуту стояли перед тремя морскими львами. Это был наш старинный знакомый, царь Том, с двумя самками, такими же старыми, как он.
Итак, Царь Том остался. Он не захотели оставлять своих родных мест, или он был слишком слаб, равно как и две старые самки, и они не могли следовать за стадом. Он вероятно передал свою царскую власть какому-нибудь молодому тюленю, своему наследнику, который и повел свой тюлений народ в более безопасные места, подальше от соседства человека, естественного врага его расы и неумолимого убийцы его потомков. Что же касается до него, то он остался там, где жил, где так долго царствовал, и где решился умереть. Что ему в жизни? Силы его ослабевали, ему по законами природы оставалось так мало жить.
Такие мысли пришли мне на ум при виде старого царя.
Морской лев со своим семейством.
Царь Том нас узнал. Он оставили самок позади себя и пошел к нам навстречу, испуская грозный, вызывающий рев.
Нами очень жаль было убивать этих бедных животных, особенно старого льва было жаль, мы его всегда так щадили и уважали его старость; но необходимость
