Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
Через полчаса мы шли весело по направленно к Эпигуайт; каждый из нас нес часть добычи, от радости мы не чувствовали больше усталости, и вернулись наконец домой после тридцатичасового отсутствия. Гарри зарыдал от радости; бедный он провел ужасную ночь, воображая самые страшные несчастья, которые с нами могли случиться.
Пока мы успевали заготовлять запасы, а эта забота постоянно возобновлялась, у нас являлись другие потребности. Я уже говорил, что мы уехали из Сиднея летом, и потому взяли с собою очень мало платья. Платье моих товарищей было уже поношено еще до нашего отъезда; у меня было только новое, между которыми занимали первое место высокие сапоги, почти не надеванные, потому что я был долго болен и не мог далеко ходить пешком. Пришло время, когда обувь моих товарищей совершенно износилась вследствие постоянных путешествий по скалистым берегам острова Кампбель, а потом и по Аукландским островам. Что делать? Они хотели и пробовали заменить ее чем-то вроде мокасин из тюленьей шкуры; но это не удалось. Невыделанная кожа от постоянного прикосновения к болотной почве промокала насквозь, отсыревала, портилась, а береговые камни ее разрывали в несколько дней. Эти лапти приходилось так часто возобновлять, что не достало бы для этого кож всех тюленей, которых мы убивали.
Тогда мне пришла мысль выделывать их прежде, чем употреблять в дело. Испробовав всевозможные коры деревьев и кустарников, которые росли на острове, я убедился, что самая лучшая кора для этой цели, кора железного дерева; ее вяжущие свойства должны были содержать в себе танин, который в ней и находился в большом количестве, несмотря на то, что кора у нее очень тонкая. Я собрал достаточное количество коры, разрубил ее и вскипятил в воде; когда жидкость была достаточно крепка, я наполнил ей бочку, которая стояла подле другой, служившей мне фильтром для мыла. В третьей бочке я сделал раствори извести, приготовленной из раковин ракушек, и опустил в него несколько кож, из которых одни были от старых плотные и грубые, другие мягкие от молодых тюленей. Таким образом, посредством щелочи я надеялся уничтожить все жирные вещества, которыми они были пропитаны перед дублением.
Через две недели я вынул их, прикрепил к трем перекладинам стены несколько досок крепкими гвоздями и устроил что-то вроде станка; на нем я растянул кожи и окончательно оскоблил их; все это было очень легко сделать. Мы выдергали волоса из толстых кож, но не тронули маленьких, из которых хотели сшить себе платье и заменить ими наши лохмотья. Жирные вещества тюленьих кож, смешавшиеся с известью, покрыли их целыми слоем жирного мыла. Мы опустили кожи в ручей и продержали их там несколько часов, от чего кожа совсем очистилась от мыла; потом мы положили кожи под пресс между досками, навалили на них тяжелые камни, и таким образом выдавили всю известь, которая оставалась еще в них. После этой операции, повторенной несколько раз, я опустил кожи в ванну из танина. Несмотря на то, что мы часто возобновляли жидкость, только через четыре месяца, в конце зимы, самые толстые были достаточно выдублены.
20 Мая. Последние три недели мы не терпели голода, у нас было достаточно съестных припасов. В последние дни у нас было полное довольство; пользуясь мелководьем, мы под скалами поймали несколько ракушек и рыб. Кроме того, убили трех тюленей, которые пришли переночевать подле Эпигуайта.
Погода переменчива; по большой части холодная и сырая. Термометр показывает в тени в полдень 3° тепла, а ночью опускается часто и ниже нуля.
В тени. Но ведь мы постоянно в тени! Еле еле солнце покажется два раза в неделю, на одну минуту из-за туч, и какое это солнце? Холодное, бледное! А иногда и в две недели не увидишь его! О, как печально видеть постоянно над собой серое небо, заволоченное грозными тучами! Нигде не видно синевы!
Есть еще одно, что производит на меня, также как и на товарищей, впечатление еще тяжелее, оно почти душит нас ужасом; а именно — постоянный и однообразный плеск волн об берег в нескольких шагах от нашей хижины; этот плеск сливается с завыванием ветра в соседнем лесу и напоминает нам наше ужасное одиночество. Это нас иногда страшно раздражает. В эти минуты нас обхватывает самая черная меланхолия, и ежели б мы поддались ей, то впали бы в ипохондрию; но постоянная работа не позволяет нам и думать о нашем несчастье.
Работа! Вот когда я узнал всю цену и добродетель ея! Какое счастье для человека, у которого есть ум, воображение, что он может постоянно употреблять их в дело! Без этого что было бы с ним? Без работы он сделался бы жертвой бессмысленного тупоумия или самых отвратительных пороков. Восхищаются стройностью законов природы, но я преклоняюсь перед тем законом природы, который заставляет нас работать; из него и вытекает здоровая, честная и счастливая жизнь для человека. Я благословляю ото всей души этот закон, потому что он спас меня!
ГЛАВА XIII
Снег. — Морские львы путешествуют. — Смерть Царя-Тома. — Южно-полярное сияние. — Землетрясение.
Понедельник, 23-го Мая. Толстый слой снега покрывает землю; постоянная зелень южной растительности покрыта хлопьями снега. Деревья, кустарники, пучки травы кажутся белыми букетами. Вся природа как будто оделась для праздника, но Боже мой, как все эти украшения мрачны! Кажется, будто природа нарядилась для праздника смерти!
Необыкновенная тишина царствует на земле и на воде. Поверхность моря почти не колышется от ветра. Волны с обычными зелеными гребнями перестали плескаться о скалы и не рассыпались больше белой пеной. Море, гладкое как зеркало, отражает окружающие предметы — скалы, покрытые как бы белыми плащами; от оптического обмана они кажутся вполовину меньше, чем в действительности.
Воздух так прозрачен, что на горизонте все ясно видно, что прежде мы не могли
