Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь

и принес оттуда охапку почти сухого хвороста; он нашел его под стволом свалившегося дерева. Гарри взял одну из спичек и начал ее осторожно тереть; но напрасно, она не загоралась. Он взял вторую, третью, четвертую; все напрасно, ни одна не вспыхнула. Мы все стеснились вокруг Гарри и с беспокойством ждали искры, не смея дохнуть. Гарри, в полном отчаянии, остановился на одно мгновение, но тот час же снова начал тереть спички одну за другой; через несколько минут послышался легкий треск. О, как мы обрадовались! Мы еще теснее сдвинулись вокруг Гарри, чтобы защитить слабое пламя от ветра. Вскоре сухие ветки весело затрещали, и костер запылал! Алик побежал с чайником к небольшому ручью, который протекал тут же, наполнил его водой и поставил перед огнем. Через четверть часа у нас был чай, мы его пили, макая в него сухари, и это нас согрело. После завтрака товарищи разошлись в разные стороны отыскивать какой-нибудь грот или навес скалы, куда бы мы могли снести свою провизию и сами спрятаться от непогоды. Перед отправлением они собрали кучу хвороста и положили возле меня; так как я был еще очень слаб и не мог им помогать, то мне поручили поддерживать огонь, который теперь для нас был также дорог, как в древние времена священен для римских весталок. Также как и они мы должны были его поддерживать постоянно, от него зависело наше спасение.　

Вскоре сухие ветки весело затрещали, и костер запылал.

Вскоре я заметили, что земля горела, и под костром образовалась яма. Я тотчас же понял (потом я убедился, что не ошибся), что на скалах лежал слой болотного торфа; он произошел как и всегда от разложившихся болотных растений. Этот слой мягок, губчат, и всегда пропитан водой. У берега он от одного до двух метров толщины, и мало помалу утончается по мере того, как берег поднимается внутрь острова.　

Я был совершенно один, и вы можете себе представить, какие черные мысли приходили мне в голову. Я стал думать о моем семействе, о всех, кто был мне дорог, и которых я любил теперь еще больше, чем прежде. Я был отделен от них целым полушарием. Когда и каким образом я спасусь с этого острова, брошенного посереди безбрежного океана, вдали от света? Может быть никогда! Полное отчаяние овладело мной. Сердце мое сжималось от горя, я задыхался, я не мог удерживать слез, которые наполняли мои глаза; я заплакал, как ребенок.　

Я стал молиться Богу, вечному Творцу, Владыке мира. Я бросился на колени и молил Всевышнего о помощи. После усердной молитвы я сделался спокойнее. Мне невольно пришла в голову поговорка, которую я так часто слышал прежде и сам должно быть повторял совершенно равнодушно, а именно: "на Бога надейся, а сам не плошай". Теперь я видел в ней совершенно новый смысл. Мне стало ясно, что приходить в отчаяние в том положении, в котором мы находились, значит губить и себя и товарищей.　

Я бросился на колени и молил Всевышнего о помощи.

С этой минуты я решил во что бы то ни стало прогнать все черные мысли из головы; я захотел сделаться полезным моим бедным товарищам, которые уже столько сделали для меня.　

Я собрал последние силы и вышел из маленькой палатки, в которой я лежал посреди различных вещей, спасенных от кораблекрушения. Я взял в одну руку чайник, другой цеплялся за сучья, которые были подле меня, и тихо, шаг за шагом добрел до ручья. Хотя расстояние от нашей палатки до ручья не было больше сорока шагов, но я так устал, что почти в изнеможении сел на свалившееся бревно. После минутного отдыха я наполнил чайник водой, с таким же трудом отнес его назад к палатке и поставил на огонь; я радовался и гордился своим подвигом и заранее видел, как будут приятно удивлены товарищи, с какой радостью они, несчастные, измокшие и усталые выпьют хоть по чашке горячего чая.　

Через час вернулись они по одному; дождь лил с их измокшего платья, они шли, понурив головы, потому что нигде не нашли убежища.　

Мы уселись вокруг костра, стеснились под нашей палаткой, слишком малой для нас и всей провизии; опять, согревшись чаем, мы начали приискивать средства, как бы выйти из нашего несчастного положения.　

Джорж и Гарри совершенно упали духом и горько жаловались на судьбу. Они жалели, что не утонули и что спаслись на эти скалы, к которым, должно быть, очень редко пристают корабли и где мы, по всей вероятности, умрем голодной смертью.　

Алик молчал; он был угрюмее обыкновенного.　

Мусграв, бледный, со сжатыми кулаками, хотел, казалось, скрыть свои нравственные страдания.

— Не унывайте, друзья, — сказал я им, — Бог не покидает несчастных, которые надеются на его помощь.　

Обращаясь больше к Мусграву, чем к другим, я напомнил обещание наших далеких товарищей.　

— Даже ежели бы они вспомнили о своем обещании, — отвечал он, — то пошлют нас отыскивать на остров Кампбель, и то не раньше трех, или четырех месяцев. Но Бог знает, догадаются ли они? Они думают, что мы нашли оловянную руду и начали ее разрабатывать. Согласятся ли они, чтобы другие, отыскивая нас, напали на руду, и прежде них отправились к правительству просить концессию на разработку ее? Конечно, из личных выгод они никакому чужому кораблю не позволят отыскивать нас.　

— Я не допускаю такого бесчеловечного поступка, как бы велико ни было их корыстолюбие, — сказал я. — Я хорошо знаю Сарпи, он мой друг детства, и я отвечаю за его преданность. Что же касается до его товарища, то он ваш родственник; он вас любит, и наверное не изменит данному слову. Они наверное пошлют корабль на остров Кампбель, не найдут нас и поедут отыскивать на Аукландских островах, которые находятся на пути к острову Кампбелю.　

— А ежели они не пошлют корабля? — прошептал Мусграв. О! Моя бедная жена! Бедные дети! Что будет с ними без меня?　

С этими словами, этот человек, обыкновенно спокойный при самой страшной опасности, вдруг закрыл лицо руками и зарыдал.　

Джорж и Гарри молчали. Мы все были охвачены безутешным горем нашего несчастного товарища. Мы не смели на него взглянуть. После минутного молчания он оправился немного от своего волнения.　

— Не надо приходить в отчаяние, сказал я. Мы, мужчины, должны действовать, а не горевать. Что до меня касается, я не теряю надежды; по моему, надобно употребить