Хлеб печали - Станислава Радецкая
Каждый вечер и каждое утро Матильда внимательно осматривала свои руки – не выросла ли на них шерсть, и любое пятнышко на светлых ногтях заставляло ее паниковать: она представляла, как ровные ногти твердеют, становятся желтыми, закручиваются, превращаясь в волчьи когти. Затем она вертелась перед зеркалом, скаля зубы и оттягивая верхнюю губу: ей казалось, что ее клыки подозрительно вытянулись, а сколотый зуб добавлял ее облику дикости. Одна из служанок, любившая байки про оживших мертвецов, про чертей и ведьм, как-то обронила, что оборотни не терпят серебра, и Матильда нарочно потребовала себе серебряные столовые приборы, всякий раз опасаясь о них обжечься.
И все-таки она не могла поверить, что не принадлежит к человеческому роду.
- Разве люди думают иначе, чем я? – спрашивала она время от времени у графини, когда они оставались наедине. – Разве они чувствуют иначе? Разве мне не так же больно, как все остальным, если я порежусь или обожгусь?
- Если бы мы знали, что и как чувствуют другие, - неизменно отвечала та, - в мире было бы гораздо меньше войн и споров.
Матильде хотелось расспросить ее о дедушке и о смерти своих родителей. Как они могли быть оборотнями, если она помнила теплый зал и мягкую подушку, на которую ее сажали, и вкусный воздушный крем, и шуршание платья матери, и ее смех, и ласку, и теплое прикосновение. «Неужели я все придумала? – спрашивала она себя, когда не могла заснуть, глядя на уходящую луну. – Где я родилась? В волчьем логове? Неужели дедушка держал меня взаперти, потому что боялся не за меня, а за других людей?» Иногда она начинала ненавидеть деда, но потом неизменно стыдилась своих чувств и с еще большим пылом доводила себя до изнеможения.
Радовало ее разве только то, что человек, которому она обещала мстить, почти не появлялся в их доме, словно чувствовал опасность. Однако Матильда не могла почувствовать к нему прежней ненависти – та будто увяла и осыпалась, как обгоревший лист, и совсем другие чувства пылали теперь у нее в груди. Она чуралась людей и стыдилась себя, но настоящей мукой были обеды и ужины, когда графиня снисходила до того, чтобы позволить Матильде есть с ней за одним столом.
- Ты стала похожа на чумазого мальчишку, - с неодобрением заметила графиня как-то раз во время ужина. – Это нехорошо, что теперь ты не желаешь носить платья.
Матильда насупилась, разрезая мясо.
- Зато вы стали еще красивей, - неуклюже сказала она, желая умаслить графиню, но та вздохнула и сплела пальцы над тарелкой.
- Ты не должна винить себя, - сказала графиня. – Нет твоей вины в том, что ты такая – какая есть.
Матильда сжалась, чувствуя в груди тяжелый, твердый комок.
- Но ты не должна и чересчур жалеть себя, - закончила та.
- Я не жалею, - воскликнула Матильда, покраснев от обиды. – Я… - она не нашлась, что сказать, и схватилась за бокал с разбавленным вином.
- Принеси кофе, - велела графиня служанке, ожидавшей распоряжений у двери. – И к нему тот пирог с персиками, который прислали утром. Заодно проверь, готовы ли пирожные. Я подумала, что их можно украсить засахаренными веточками сирени, поэтому скажи экономке, что я велю выдать на кухню сахарную голову. – Служанка кивала при каждой паузе, будто это помогало ей легче запоминать сказанное, а затем выскользнула из комнаты.
- Глупая девочка, - совсем другим тоном сказала графиня. – Неужели ты считаешь себя злом?
- Из-за меня пропал наш дом, - произнесла Матильда. В глазах щипало от подступающих слез, и она пригубила вино, чтобы отсрочить плач. – И дед. Из-за моего непослушания.
- Ах, ерунда, - рассеянно отозвалась графиня. – Какое же это зло? Всякий человек делает глупости: и ребенок, и взрослый. Зачем винить себя? – она цепко взглянула на Матильду. – Я не узнаю в тебе той смелой и храброй девочки, которая так не хотела просить милостыню, что решила обокрасть придорожный трактир. Я вижу истощенную и бледную девочку, которая предпочитает замучить себя, потому что она сдалась и не хочет бороться.
- Я не сдалась, - быстро возразила Матильда. Ей казалось, что щеки у нее горячей раскаленной печи. - Что я могу, сидя здесь?
Вместо ответа графиня фон Дитценроде кусочком белого хлеба собрала подливу с тарелки, и даже это вышло у нее так красиво, что Матильда засмотрелась на ее движения. Служанка принесла поднос с кофейником, молочником и двумя серебряными чашками. Она быстро разлила дорогой и редкий напиток (до встречи с графиней Матильда понятия не имела о том, что на свете существуют подобные вещи): хозяйке больше кофе, Матильде – больше молока, и отошла в сторонку, прижимая поднос к груди.
- Пирог будет через четверть часа, госпожа, - сказала она. – Очаг сегодня плохо горит, и кухарке приходится то и дело разводить огонь.
Графиня холодно кивнула.
- Тогда иди и помоги
