Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
– Соня, я на секунду, – сказал Фирсанов и выскочил из помещения.
Англичане удлинённым кольцом вышагивали по внутреннему дворику. Артур, сидя на корточках и привалившись к стене, казалось, дремал на солнышке.
Фирсанов, повторяя путь заключённых, прошёл шаг за шагом и пристально осмотрел двор. В одном месте из-за высокого забора торчала мощная, в руку толщиной, ветка старой акации. Прямо под ней Леонид запнулся и, стараясь сохранить равновесие, облокотился о стену. Под ладонью он ощутил выпуклый и шершавый шов кладки. Сильно толкнувшись несколько раз, комендант так и не сумел достать до ветки даже кончиками пальцев. Злорадные улыбки тронули лица англичан. Слабак! Отойдя назад, Леонид разбежался, опёрся ногой о шов и повис на ветке, раскачиваясь на руках. Оседлать и перебежать по ветке на забор было делом техники. Фирсанов спрыгнул на землю и подозвал караульного.
– Попробуй дотянуться до ветки.
– Что я, шимпанзе какой-то?
– Ты солдат Европейского легиона. А ну, прыгнул!
Солдат, подняв руки, подпрыгнул несколько раз – безрезультатно.
– Ты, видимо, в слабаках ходишь? – поддел подчинённого Фирсанов.
Задетый за живое, он аккуратно отставил винтовку и отошёл сажени на три-четыре. Поплевал на руки, разбежался и толкнулся изо всех сил. Но до ветки, конечно же не достал. Упал на землю словно куль, подняв облако пыли.
– Отлично, – с улыбкой заметил комендант. – Ты не смог, и другие не смогут?
– Так точно. Не смогут, – быстренько согласился с комендантом охранник.
Артур, сидящий у стены, не сменил позы и не открыл глаз.
– Ну, тогда неси службу дальше, – сказал Леонид с улыбкой. И громко добавил на английском: – Господа, на прогулку у вас тридцать минут. А ты, – обратился он к солдату, широко указав рукой на акацию, – спили эту ветку немедленно.
– Есть! – козырнул солдат.
Леонид с чувством выполненного долга удалился.
Теперь можно было проводить Изъединову в госпиталь, получив в награду несколько минут разговора ни о чём. Через полверсты их настиг запыхавшийся «прыгун».
– Утёк, сукин сын! – выпалил он, не обращая внимания на присутствие дамы.
– Кто? – не понимал Фирсанов.
– Кто, кто? Англичанин ваш вертлявый.
– Как? – удивилась Софья.
– Вы ушли. Я одного за лестницей послал, второго – за пилой, а сам – на карауле. Он стал прогуливаться, шутить со своими.
– Ты что, английский знаешь? – удивился Леонид.
– Да какой там! Но ржали они, как жеребцы. Понятно дело: вертлявый что-то травил на ихнем.
– Дальше, боец, дальше!
– А дальше, господин комендант, он всё по-вашему сделал.
– В смысле?
– В смысле – утёк. Разбежался, упёрся ногой, как вы, дотянулся до ветки, подъём-переворот и ищи-свищи ветра в поле.
– А вы?
– А пока мы кругаля бежали, его уже и след простыл. Резвый, зараза! А там лес к самой дороге подступает. Двое – всех в камеры, а я за вами.
– Раззявы, – рявкнул Фирсанов, – я этого так не оставлю. Я вам фитиля-то накручу! Соня, простите, вынужден вас оставить. Служба, понимаете ли!
И резвой рысью рванул назад. Караульный едва поспевал за комендантом.
– Это вопиющая халатность, которая близка к предательству! Как можно было такое допустить! Практически на глазах у ваших подчинённых этот англичанин совершил побег! Но это полбеды! Ваши раззявы не смогли его догнать! Это позор! – возмущался Максимов.
– Я, слово в слово, так и сказал! – понимая всю свою вину, ответил Леонид.
– Не о них разговор! А о вас! Вам доверили… Да что там говорить! Одно слово, – гражданский! Были бы кадровым – не избежать бы вам военно-полевого суда! А так – вы разжалованы!
– Есть! – отозвался Фирсанов, повернулся кругом и вышел из палатки.
Но совесть его была чиста – бурам он не присягал и никого не предал. А то, что Артур вспомнил корабельные уроки, воспользовался подсказкой и замешательством караула, так это уже, извините, судьба. Он уложился в отведённый срок. А ведь мог и не успеть. Тогда в обеих судьбах всё было бы по-другому.
По лагерю конвоем вёл его все тот же «попрыгунчик».
– Дозволь, друг, пару слов девушке, а потом доставишь куда приказано.
– Не положено.
– Да, службу ты знаешь.
– Ну так вы под Арестом, – ударяя на первую букву, ворчал часовой.
– «Под Арестом», – передразнивая конвоира, повторил Леонид. – А душа твоя тоже «под Арестом»? Ведь мог весь побег свалить на вас и тогда пил бы сейчас чаёк с сахарком. А не с тобой прогуливался.
– Мне приказано, я исполняю.
– Вот я и говорю – службу ты знаешь.
Некоторое время они шли молча, но вдруг конвойный не выдержал.
– А-а! – махнув рукой в гибельном восторге, раздухарился «попрыгунчик». – Ведь живём однова, а всё – как тараканы в щели! Даже головы не поднять. Пошли! – Но, устрашившись своей отчаянности, тихо заметил: – Но только быстро.
У входа он тактично замялся, вытащив кисет. Леонид юркнул в палатку.
– Меня разжаловали в рядовые на передовую, – сообщил он Софье.
– Что произошло? – Она только горестно всплеснула руками.
– Один англичанин сбежал. Снимут с меня взыскание – и домой, – твёрдо предположил Леонид.
– Как же так? – согласно кивая головой, спросила девушка.
– Нельзя насильно втащить в рай. Он мгновенно превращается в ад. Хотят на свои чёртовы фермы – пускай! Бурам так удобней! Мы и так уже многое для них сделали. Хотя бы доказали им, что они не одни. Но всему положен предел. Пора и нам свои поля возделывать, – улыбнулся Фирсанов.
– Храни вас Бог, Леонид Александрович.
– Да какой я Леонид Александрович для тебя?! Мне нравится, как ты произносила – Лёня!
Снаружи деликатно кашлянули.
– Я через своего конвойного передам тебе свой дневник, на всякий случай. Сохрани его, пожалуйста. Не хочу, чтобы он пропал в этой суете.
– Хорошо, – прошептала Соня, взяв его лицо в свои ладони, и протяжно поцеловала.
Июль 1901 года. Претория
Максимов растворил раму и оперся локтями на подоконник. За окном косой дождь пучком указательных пальцев упёрся в огромную лужу, вздувая в ней радужные пузыри. Небольшая площадь провинциального городка, заставленная безликими двух и трёх этажными выцветшими домишками, с удовольствием плескалась под тугими струями. Она не топорщила перья и крылья, как какой-нибудь мариупольский воробей, но подставляла воде темнеющие бока зданий. Пару капель чиркнули по макушке, Евгений Яковлевич успел только поёжиться – и тут щелчком на небе выключили дождь. Раз – и нет мутных потоков! Два – и выглянуло солнце, а небосвод в мгновение ока очистился! Три – барашки кучевых облаков весело умчались пастись на другое пастбище.
Солнечные лучи протолкнулись в тёмный номер гостиницы, где жил Максимов. Солнечные зайчики весело атаковали его мрачные мысли. Он
