Жонглёр - Андрей Борисович Батуханов
– Да, нахваталась по верхушкам… Но это глубоко проросло.
– Непривычно глубоко, – вырвалось у Леонида.
– А вы к дурочкам привыкли? – обиделась Софья.
– Скажем так, дома не было возможности столкнуться с таким серьёзным, но очаровательным жизненным подходом. И потом, ваши мысли сделали бы честь любому великовозрастному философу.
– Так на войне день за три идёт. Вот и считайте.
– Не хочу и не буду.
– Почему?
– Хочу удивляться. Это радостно, когда человек не устаёт преподносить тебе приятные сюрпризы.
– Пока на родине всё спокойно, я могу проверить, хватит ли выдержки на будущее, не испугаюсь ли я, смогу на самом деле помогать или только думаю, что смогу. Хватит сил пойти дальше или так и останусь взбалмошной романтичной курсисткой.
Да уж! Эти курсистки попили крови Леониду. Он вышел из ситуации, заплатив приличную контрибуцию. Но не жалел, сам ведь ввязался! Была б голова на месте в тот момент – поступил бы иначе. А с другой стороны, останься он дома, то никогда бы не узнал о таком множественном торжестве человеческого духа, достойного всяческого подражания. Да и сам потратил бы десятилетия на то, чтобы сменить юношескою экзальтированность на нормальный мужской взгляд, который сейчас у него сложился. Неизвестно, где найдёшь, где потеряешь.
– Не выдержу – уйду, а нет – останусь, – продолжала Изъединова. – Это редкая возможность проверить себя с человеческой стороны, чтобы потом никого не подвести.
– Я очень рад, что не ошибся в вас, – сказал Леонид и в порыве чувств обнял Софью. Она прижалась к нему, скользнула губами по шее и затихла, как воробышек. Леонид застыл, не в состоянии ни пошелохнуться, ни разжать руки. Да ему и не хотелось. Его дурманил запах волос. Неизвестно, сколько они так простояли. Потом Леонид немного отстранился, посмотрел в глаза девушки и поцеловал её.
Софья постояла с закрытыми глазами, потом её губы чуть приоткрылись и она едва слышно произнесла:
– Как вкусно! И необычно. Даже голова закружилась. – И требовательно добавила: – Ещё!
И Леонид не посмел и не пожелал ослушаться.
Они уже возвращались, когда их догнал запыхавшийся посыльный.
– Там это, того этого, пленных англичан пригнали. Их принять и пристроить требуется.
– Ну и принимайте! Сами, что ли, не можете? – досадуя на караульного за испорченное прекрасное мгновение, спросил Леонид.
– Так их на несколько дней. Пока допросят, пока решат, что да как, они на губе чалиться будут. А тут без вас, господин комендант, никак нельзя.
– Простите, Софья! И как ни жаль, но вынужден идти.
– Освободитесь – приходите ко мне. Чаю выпьем, ещё из Петербуржских запасов. Так не хочется обрывать столь интересный разговор. Буду ждать.
– Так я мигом! – ответил оживший Фирсанов.
Леонид пошёл осматривать пленных. А Изъединова поспешила к себе.
Здание гауптвахты было сложено из грубо обработанных блоков песчаника. До войны это был торговый пассаж на центральной площади крошечного городка, с внутренним двориком и башней под часы, которые уже как второй год застыли и печально молчали. Несколько оборванных и черных от усталости людей стояли посреди площади на солнцепёке. Руки пленных были привязаны единой верёвкой к длинной ветке акации, которую очистили от листвы, но не срезали шипы. Так и конвоировали. Бегло осмотрев заключённых, Фирсанов приказал отвести их в самую большую камеру. Они зашевелились и, понуро опустив головы, пошли за конвойным, только один не поддался общему унынию. Даже в лохмотьях, которые некогда были военной формой, он оставался элегантен, если такое возможно в таком состоянии. Это был Артур Смит.
– Вот какие скобяные изделия, оказывается, – произнёс он едва слышно, буравя Леонида взглядом.
– Но и вы не с блокнотом и ручкой.
– Вам повезло больше, – отрезал Смит, грубо подгоняемый караульными.
Распределив пленных по помещениям, Леонид распорядился, чтобы их в первую очередь накормили. Солнце уже садилось, так что все остальные действия начнутся только утром. А теперь он изо всех сил торопился на «Петербуржское чаепитие». Так хотелось отгородиться, пускай даже зыбкой ширмой, от всей Южной Африки разом. И забыть обо всём и обо всех! Такое немудрёное и скромное желание молодого человека. Бегая по зданию, мыслями он был конечно же в другом месте. Где его ждало душевное и духовное общение с красивой девушкой. На сегодняшний вечер это было самым важным по значимости событием этого дня.
Чаепитие затянулось до самого утра. Оба восприняли это как неожиданный подарок судьбы, об остальном они усиленно старались пока не думать. Будет ли завтра – неясно, поэтому надо жить сегодня!
Утром, отослав Софью в госпиталь и устыдившись своего малодушия, Фирсанов появился на гауптвахте. Приняв все доклады и решив насущные дела, отправился по камерам, где разместили британцев. Вскоре появилась сестра милосердия Изъединова, которая должна была сменить повязки некоторым раненым.
Войдя в камеру, где находился Артур, комендант повторил стандартный вопрос об условиях содержания.
– Меня не тяготят бытовые неудобства, меня более всего тяготит несвобода, – отчётливо, как для записи, проговорил Артур.
– Но, как говорится: «À la guerre, comme à la guerre»[34].
– Но я всё ещё корреспондент.
– Все ещё? – удивился Леонид. – А как же это вы, господин корреспондент, попали в плен? С самой передовой?
– Делал рядовой репортаж, вдруг, будто из-под земли, налетели буры, мы даже не успели оказать сопротивление.
– Буры на своей, – интонационно выделил Фирсанов, – земле, и знают каждую её пядь, не только в стороны, но и вглубь. Так что могли на самом деле появиться и из-под земли. К содержанию претензии есть?
Ответом была тишина. Заключённые заворожённо смотрели за тем, что вытворял в руках Артура игрушечный зонтик, который он сконструировал из жёсткого листа какого-то растения и длинного шипа акации. Восковой лист очень плотно сидел на шипе. Артур щелкал по нему указательным пальцем, он крутился, как детская юла, а потом вставал на ножку. Корреспондент «Дейли График» останавливал вращение и запускал «игрушку» заново. Все наблюдали, как, проявляя неожиданное упорство, упрямая игрушка вставала на ножку. Наконец Артуру это надоело, и зонтик превратился в «ветряную мельницу». Щелчок и крылья закрутились, превращаясь в зелёный круг.
– Любой кризис – это всего лишь новые возможности, – не обращаясь ни к кому конкретно, сказал в пространство Смит.
– Раз претензий к содержанию нет, – оставив реплику без ответа, Фирсанов приказал караульным, – всем на прогулку!
Изучив помещение на предмет возможности побега, комендант остался доволен. Сбежать из бывших складских помещений было невозможно! Грубо сколоченная прочная дверь с огромным кованым засовом и большим амбарным замком снаружи выходила в коридор с караульными. Только разъярённый носорог мог её взломать. Узкие окна с решётками пропускали только свет и
