Хлеб печали - Станислава Радецкая
Рядом послышался шелест, неожиданно громкий в вечерней тишине, и Руди вскочил на ноги, хватаясь за шпагу. Он отпустил лошадь, и та попятилась назад, прижимая уши.
На краю дороги верхом на своей лошади сидела Анна, кутаясь в плащ из темно-синего сукна, почти черного. Какое-то мгновение она смотрела на него странным, испытующим взглядом, но он быстро исчез, сменившись облегчением. Она была необычно бледна, и вначале Руди испугался, что с ней что-то случилось, но затем понял, что она просто забыла нарумяниться и накрасить губы.
- Я мог вас убить, - сварливо заметил Руди и спрятал шпагу. Он обернулся к своей лошади, чтобы она не убежала, но та с любопытством рассматривала товарку.
- Я знаю, - просто ответила Анна, и ему, как всегда, понравился ее ответ: прямой и искренний, как она сама.
- Что вы тут делаете в такое время? – спросил он. – Одна, верхом…
- Может быть, искала встречи со старым другом, - отозвалась Анна и наклонила голову. С полей ее шляпы закапала вода. – Может быть, мне было так грустно, что я хотела развеяться. Может быть, я желала побыть одна, чтобы стать самой собой. Видите, как много может быть ответов?
Руди подошел к ней, забыв об оборотне, разбойниках и ведьмах. Она стянула грубую перчатку с пальцев и протянула ему руку для поцелуя. От Анны сильно пахло духами, так сильно, что перебивало даже лошадиный пот.
- Вам нельзя здесь оставаться, - сказал он, прикоснувшись к ее пальцам губами. Ладонь у нее была холодной, и Руди вспомнил, как Анна жаловалась на то, что слишком часто мерзнет. Его лошадь подошла за ним к товарке, и вороная Анны кокетливо отвернула морду.
- Из-за призраков? – спросила Анна, еле заметно улыбаясь. – Или из-за оживших мертвецов?
Руди нахмурился.
- Неужели вы напугали этих мужланов?
- Да, - легко сказала она. – Они делили здесь добычу и обсуждали, кого убьют следующим. Мечтали о куске кровяной колбасы и о золоте, которого бы им якобы хватило на сто лет вперед. Мне стало так противно их слушать, что я не смогла удержаться и решила проучить их. Люди часто так доверчивы… Даже если они без зазрения совести убьют родную мать, встреча с потусторонним пугает их так, что они готовы выскочить из собственной кожи, лишь бы спастись.
Их глаза встретились, и Руди первым отвел свой взгляд. Анна была откровенна; она всегда говорила с ним открыто, и он знал, что она способна действовать импульсивно, как в их первую встречу, когда они быстро оказались в постели, потому что ей было скучно в этом городке; но сейчас она была чересчур многословна, пытаясь рассказать ему то, о чем он не спрашивал.
- Здесь все равно опасно.
- Я не так наивна, чтобы отправиться в путь без оружия, друг мой. И я могу себя защитить.
- Вам нужно уехать отсюда, - твердо сказал Руди. - И не ездить лишний раз в сумерках, пока в окрестностях бродит волк.
- Может быть, я как раз ищу его, чтобы избавиться от него раз и навсегда, - протянула она, капризно сморщив нос, но ее лицо вновь стало ласковым. – Почему вы так выпроваживаете меня? Хотите поймать волка сами? Это чудо, что мы наконец-то встретились одни, без свидетелей, и вот вы пренебрегаете этим чудом. Неужели вы думаете, что я забыла вас, раз нам не удается встретиться в городе?
- Я так не думаю, - отрезал он. Ему не хотелось говорить о них здесь и сейчас. – Волк унес ребенка из деревни нынче утром.
- Вот как... – медленно протянула Анна. – Я не знала. – она опустила голову ниже, так, что ее лицо скрылось в тени, а затем робко, будто маленькая девочка, которая никак не могла так смело рассуждать об оружии, спросила: - Вы проводите меня домой, милый друг? Я осмелюсь сказать, что скучала по вам.
- Вы тоже любите спрашивать глупости, Анна, - ответил Руди серьезно, и она засмеялась. Вряд ли для нее было тайной, что, захоти она, и он поедет провожать ее на край света, прямиком до брачной постели, и будет ждать под дверьми, пока она и ее муж будут миловаться после долгой разлуки. Осознавать это было мучительно. Он привык думать, что с Божьей помощью может справиться с любой слабостью и приказать своему сердцу поступать так, как угодно разуму… Но Анна вошла в его плоть и кровь, и с ней он стал вдвойне грешником, презрев сразу две заповеди. Как он ни молил Господа о вразумлении, как ни напоминал себе, что обладать чужой женой, пусть она хоть тысячу раз будет хотеть этого, столь же плохо в глазах Господних, как и убивать ближнего своего, все было тщетно; он мучился от разлуки с ней, а когда они встречались – с трудом мог уйти первым; и все, что она говорила, было как мед и как яд, оставляя неизгладимые следы на душе. Он презирал самого себя и не мог ничего с собой поделать; они встретились слишком поздно, чтобы стать счастливыми. Анна застенчиво улыбнулась ему, и у него защемило сердце. Черт возьми, если б сейчас здесь появился оборотень, то Руди вряд ли бы заметил его.
Он поехал первым, наказав Анне держаться следом за ним. Фонаря никто из них не взял, но в густеющих сумерках он