Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Умный ход. При желании этот козырь можно использовать двояко. Как демонстрацию заботы о лояльном агенте: гляди, бережём твоего отца. Или как угрозу строптивцу – не дёргайся, сучий потрох, иначе ему не поздоровится. Конечно, в Москве могли предполагать, что агент скис за шесть лет без связи. Но прислали бы кого-нибудь не столь дубового. Связник первым делом походил с этого козыря и дальше говорил только вызывающе.
Когда он передал способы связи, шевельнулось желание организовать «несчастный случай». Бывает такое – человек напоролся на немецкий патруль. Я задавил кровожадные инстинкты. Когда-нибудь вернусь с холода, и нельзя всю жизнь подходить к решению проблем методами СС.
Не разгадав, почему фотография отца вселяет больше тревоги, чем радости, я пребываю в Бергхоф. Фюрер находится здесь. Пусть Бергхоф – ставка, связанная со всей Германией уймой телефонных проводов, не понимаю, как можно уезжать из Берлина, где штабы, министерства, командование СС, когда немцев колотят на всех фронтах, на суше и на море.
С важным видом инспектирую охрану. Вышколенные, они не подают виду, как их раздражает внимание СД. Стараюсь не попадаться Гитлеру на глаза. «Вальтер» пришлось сдать. Конечно, могу попытаться пронести нелегальный ствол, при неудаче есть оправдание – проверял безопасность вождя. Но это если бы я действительно собирался его убить.
Аргументы «за» и «против» покушения одинаково сильны. Прикончить ублюдка хочется до скрежета зубовного. Он для меня – всё зло, что я видел за эти годы. Конечно, фюрер не один. Но именно он написал «Майн Кампф» о возвышении арийской расы на костях неполноценных народов. Именно он привёл к власти НСДАП, до него – просто группу брюзжащих националистов. Из-за Гитлера погибла та украинская девочка в красном платке, чьё имя уже не вспомню, и моя душа загублена, потому что десятки раз командовал расстрельному взводу айнзацкоманды: огонь!
Тяжкие мысли ворочаются под черепом во время прогулки вокруг роскошного дома. Любуюсь пейзажами. Вижу сосны и горные склоны, значит, в оптический прицел оттуда просматривается огороженная территория Бергхофа.
11 июля встречаюсь в Зальцбурге с британским агентом из местных. Узнаю: Управление специальных операций отправило в Альпы группу снайперов. Независимо от моего участия в акции кто-то непременно нажмёт на спуск.
На карте мы смотрим, где разместить стрелков. В медленно бредущую фигуру Гитлера снайпер попадёт и с тысячи метров, если цель не закроет охранник. Но чем ближе – тем надёжнее. И тем выше опасность для ликвидаторов, но англичане об этом не задумываются. Чёртовы бесстрашные рыцари Камелота!
12 июля. Над Бергхофом реет штандарт фюрера, возвещающий всему миру, что Гитлер пребывает в этой резиденции. Он принимает визитёров из генералитета, подолгу общается с Евой Браун (по слухам, даже не спит с ней, неспособен). Наконец, отправляется на прогулку.
Я подстраховался на случай, если смерть Гитлера произойдёт в ближайшие дни. На стол начальника его охраны Ганса Раттенхубера легла бумага с длинным списком уязвимостей Бергхофа.
– Фон Валленштайн, вы в своём уме? Как вы представляете себе это? Думаете, я посоветую фюреру надеть бронежилет?
– Тогда пусть охранники не отступают ни на шаг.
– Возвращайтесь в Берлин, штурмбаннфюрер, и не лезьте не в свои дела.
Но я задерживаюсь в Бергхофе.
С террасы дома прекрасно видно, что Гитлер надёжно укрыт. Рядом с ним переваливается туша Геринга. Рейхсминистр авиации выше вождя, настолько широк, что заслонит заодно и Еву Браун, вздумай она прогуляться. Я осматриваю в бинокль наиболее удобные точки, где могут спрятаться снайперы. Стреляйте же! Жирный Геринг – та ещё тварь, отомстите за Ковентри и Лондон… Молчат.
Вечером ловлю отчуждённые взгляды. Охрана в курсе – группенфюрер против моего пребывания на курорте. Я тоже против. Но завтра у Гитлера нет гостей. Его убьют.
Ночь проходит без сна. Что делать? Грызу угол подушки, один в гостевой комнате. В открытое окно слышны голос какой-то ночной птицы и размеренные шаги часовых. Здесь уйма охраны, но перед моционом фюрера они не удосуживаются обежать окрестности.
Жить ему или не жить? Насколько велик шанс, что Британия вступит в войну с СССР? Смерть вождя ослабит или сплотит немцев?
Допустим, сорву операцию. «Дядюшка» Валленштайн прикажет ликвидировать нас обоих – меня и Элен, если узнает, что я обманул англичан.
Только к рассвету в голову заползает простая мысль.
Говорю себе: Тео, ты же аналитик! Прекрасно знаешь, что любое решение принимается на основании доступных сведений. Правильное оно или неправильное, выясняется позже, часто с причитаниями «если б я знал». У Сталина и его окружения информации куда больше. Выше шанс верного выбора.
Может, я трушу сделать собственный выбор, перекладываю ответственность на Москву? Хватит умничать! Если я советский человек, то обязан исполнить приказ.
А сам? А девушка, что мне доверяет, что ждёт месяцами под грохот бомб, под неумолкаемый трёп пьяного инвалида? Глобальное слишком уж перемешано с личной драмой.
Издёрганный бессонницей, скатываюсь в малодушие. Если снайпер уложит вождя нации, рейх на пару недель превратится в сплошной бардак взаимных арестов верхушки СС и армии, дележа власти и заигрывания с противниками, потом всё начнёт устаканиваться. Я вывезу Элен в Швецию, в Швейцарию или Испанию, оттуда в Англию и больше в Германию не вернусь. Помощь в устранении главного «Аш» мне не забудут. Уверен, МИ-6 посодействует в смене личности, чтоб ни Валленштайна, ни Неймана никогда не нашли ни немцы, ни НКВД. Кошмар на холоде закончится очень скоро – к середине августа я буду в безопасности…
…И никогда не вернусь с холода по-настоящему. Но это лучше, чем быть ликвидированным одной из секретных служб трёх держав.
Утром с опухшей рожей несусь в Зальцбург, ни на что не решившись. Голова болит как проклятая, и не от давних побоев в абвере. Она пытается вместить слишком многое.
Я готовился долго. Умею стрелять, убивать ножом, голыми руками, взрывать, работать на рации, преследовать и уходить от погони… Но в час Самого Главного Задания сражение идёт не снаружи – внутри меня.
Верный «Хорх» сворачивает на обочину, уставившись фарами на дорожный указатель. Выползаю из-за руля. На ум приходит моя бывшая школьная учительница литературы. Она, закатив глаза и с придыханием от благоговения, рассказывала нам о мысленном диалоге князя Болконского с дубом.
Если человек общается с деревом, это вряд ли признак здоровья. Но я уже далеко за гранью, чтоб считать себя адекватным.
Дубов рядом нет, только унылые сосны. Сверху – тоскливое серое небо, укрывшее Баварию мучнистой пеленой от американских бомбардировщиков.
За неимением дуба обращаюсь к облакам. Вдруг в тишине за ними живёт тот, в кого я не верю.
Скажите мне – зачем? Всё, что было раньше, – зачем? Арест и потеря родителей. Сотни или даже тысячи убитых, пусть не всех прикончил собственноручно, а только взмахнул перчаткой или поставил завитушку внизу листа бумаги. Евреи, чехи, поляки, немцы, англичане, русские… та украинская девочка в ярком платье, которую не выдернул из расстрельной колонны…
Не я, так другой? Конечно, на моём месте запросто мог оказаться иной «истинный ариец». Но не оказался! И всё это чудовищное – моих рук дело.
Ради чего? Столько лет жертв, лишений, преступлений… Оказалось – ради спасения самой гнусной нелюди в Германии! Тем более – всё бесполезно, если его мечтает грохнуть половина верхушки рейха. За британским снайпером придёт следующий, более удачливый агент.
Наконец, я просто не хочу.
