Убей фюрера, Теодор - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
– При чём тут товарищ Сталин? – бросил Судоплатов, хоть и без того было ясно, что имел в виду Нейман.
– Он боролся с изменой, как с чумой. Отправил в лагерь всех изменников, и всех, кто с ними говорил, то есть мог нахвататься изменнических идей, потом из ГУГБ, что ловили изменников.
– Отрадно, что противник в СД уважает товарища Сталина, – Серебрянский никогда не слышал подобного оправдания репрессиям, тем более от человека, чья семья попала в лагерь.
– Парис был на Украине в сорок первом. Говорит, немцы удивлялись: откуда у нас столько войск, средние танки «русский Кристи», это Т-34 они называли «Кристи». Не донесли шпионы, потому что арестовали шпионов. Вообще он о товарище Сталине говорит как не наш человек, – капитан выгнул спину по стойке «смирно», упомянув Самого. – Мы верим товарищу Сталину. Парис никому не верит. Он высчитывает, оценивает. Это правильно, вот это неправильно. Ему же дали приказ – внедриться к немцам. Он и должен выполнять приказы, не рассуждая, правильно или неправильно.
Серебрянский не стал объяснять, при каких странных обстоятельствах произошло внедрение. Интересовали сегодняшние дела, а не восьмилетней давности.
– Как он принял приказ в отношении фюрера?
– Со злостью. Он ненавидит фашистов, не сомневаюсь, хотел бы его, конечно, как и все мы, товарищи офицеры. Потом упомянул, что держит связь с британцами, они точно в ближайшие месяцы что-то попробуют. И там ещё генералы сговариваются, если Гитлера ликвидируют, предложат Черчиллю союз против Советского Союза.
– Вы, Астахов, напишите рапорт на моё имя, – распорядился Судоплатов. – Подробно, слово в слово, что узнали от Париса. И грамотнее, без «союзов против Союза».
– Так точно! Я сразу же ему – приказ есть, Гитлер должен дожить до суда.
– Выходит, вы ему как бы от моего имени велели стать телохранителем фюрера? – развеселился Серебрянский.
– Не так чтобы… Получается.
– А он?
– Как и вы, заулыбался. Мы в темноте разговаривали, я плохо, правда, его видел. Он зажигалку жёг, когда газету смотрел и палил её…
– Ближе к делу, капитан, – одёрнул Серебрянский.
– Гитлера дивизия охраняет, Имперская безопасность, говорит, а я что? Один, что ли, должен и англичан, и генералов… в смысле – Гитлера от них защитить.
– То есть отказался?
– Никак нет. Обещал. Только говорит, мол, не обещаю, что получится. Попробую.
Астахов затих. Ему, военной косточке из фронтовой разведки, было чуждо и совершенно непонятно, как офицер может мямлить: «попробую». Есть приказ, значит, нужно выполнить. Любой ценой. Или дождаться, пока приказ отменят.
Судоплатов отпустил капитана, Серебрянский добавил: «благодарю за службу». С уходом связника они некоторое время помолчали.
– Дубоватый он, Яков Исаакович. Зато дело сделал.
– И не Цицерон, – Серебрянский выразительно посмотрел на начальника. – Сам знаешь, на какой операции лучшие. Работаем с теми, кто есть. Перед докладом Берии не забудь его писулю изучить, поправить, чтоб прилично было. Главное – с Парисом есть связь. Пусть он сам изложит, какая опасность исходит от военных из ОКВ, если те свалят Гитлера. И насколько реальным аналитики СД считают сепаратный сговор с англичанами – с фюрером или без.
– Конечно, – Судоплатов поднялся. – Я доложу товарищу Берии.
– А что думаешь о США?
– Пока янки ждут от нас помощи, они ни на какой мир с нацистами не согласятся. И англичане с немцами… Не понимаю, что за прок от того сепаратного сговора, если Америка продолжит воевать с рейхом? Или хотя бы оставит снабжение по ленд-лизу?
– Другой вопрос, Павел, когда война кончится. Ох, чтоб не началась сразу следующая…
– Увидим. Яков, лучше вот что скажи: Парис и вправду с нами только из-за фотографии отца? Счёл шантажом?
– Не знаю. Фотография фальшивая.
– Газета фальшивая?
– Газета как раз настоящая. Тут я не рисковал. Времени было мало, когда греки сообщили, кто приедет в Афины. Вклеили фото Неймана-старшего в карточку с бойцами ВОСО и тиснули в «Правде». Кто знает возможности СД? Вдруг Парис сумеет этот номер добыть. Умер его отец месяц назад. На зоне.
Оба вспомнили чумную теорию в пересказе Астахова.
– Умер, говоришь… Ладно, это не имеет значения. Парис не знает и не узнает про отца, пока не вернётся с холода. А мы проверим, сколько он нахватался чумных бацилл.
Глава 21. Смерть фюреру!
Через неделю после греческого курорта слоняюсь по горному курорту в Баварских Альпах, чуть южнее Зальцбурга. Имя ему Бергхов, и рассчитан он всего на двух клиентов – Адольфа Гитлера и Еву Браун.
Вокруг невысокие горы, шикарные сосновые леса, спрятавшиеся в низинах деревушки. Воздух пьянит и бодрит лучше панцершоколада. Всё бы ничего, но плотность эсэсовцев больше, чем в Берлине.
Будь у меня приказ устранить фюрера в сороковом году, я бы прошествовал в Рейхсканцелярию, вскинув руку в нацистском приветствии караульным у парадного подъезда. Им бы даже в голову не пришло задержать офицера СД. Двинул бы к гитлеровскому кабинету, преодолев слабое сопротивление помощника и секретаря. Там открыл бы дверь и спокойно пристрелил мерзавца. Охрана вождя была поставлена из рук вон плохо, несколько покушений ничему не научили.
Теперь Бергхов находится под охраной тысяч эсэсовцев, группы Имперской службы безопасности, вокруг сооружён высокий забор, есть сигнализация и масса хитроумных технических штучек. Моё проникновение в обитель фюрера с трудом согласовано на уровне Кальтенбруннера.
Получая его подпись, чувствовал, как меня раздирает пополам. Обергруппенфюрер – верный слуга Гитлера, цепной пёс. Если рассказать, какие тучи сгустились над головой великого человека, Кальтенбруннер набросится на всех, до кого сможет дотянуться. Но как это воплотить?
Воображаю свой донос: герр обергруппенфюрер, две дюжины генералов готовят убийство, Мюллер и Шелленберг демонстративно устранились… И вижу мутный взор Кальтенбруннера. Он больше не ждёт вечера, опрокидывает первую рюмку с утра, потом предлагает причаститься каждому входящему. Заговор? Выпейте, Валленштайн! Далее цепной пёс-алкоголик поднимет шум. На короткое время злоумышленники и их пособники затаятся, перед выходом из тени меня закопают. Вариант отпадает.
Не даёт покоя встреча с советским связным. Сначала грек предупредил о появлении Серебрянского, но передо мной возник совсем иной типаж. Прямолинейный и одновременно скользкий, точно смазанный салом шест. Так же как после связного, что обеспечил провал Лемана, я не уверен до конца, выжил ли дядя Яша.
Газета! Чуть не кинулся её целовать. Потом удивился – почему у папы на снимке молодое лицо, лет сорок – сорок пять. Конечно, качество фото и бумаги ужасное, да могли подретушировать, чтоб не бросался в глаза лагерный след.
К счастью, советские газеты, а также британские и американские, пусть с запозданием, мы получаем из шведского посольства. В военное время в прессе любой страны больше пропаганды, чем реальных сведений, но если анализировать тщательно, можно выудить ценную информацию. Я фотографирую полосу «Правды». Номер вышел накануне встречи в Афинах, когда люди Шелленберга сообщили
