Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов
Так мы постепенно подошли к этому важному персонажу крито-минойской религии. На более ранних этапах редкое изображение мужского божества-консорта (порой в виде козла) свидетельствует о его «бледности» и определенной вторичности; есть мнение, что он просто был «дублером» Великой богини, не являясь ни сыном, ни мужем, ни любовником. Андреев полагает, что идея «священного брака» двух божеств – более поздняя для минойцев и проникла к ним как раз под влиянием восточных культов, в период «новых дворцов» (1700–1450 гг. до н. э.). Их центральные дворы стали игровыми площадками для тавромахии (ταυρομαχία дословно – «борьба с быком»).
Бык – весьма древний герой критского искусства, и даже одно перечисление таких экспонатов, не говоря уж об описаниях всех этих фресок, печатей, ритонов и т. п., пожалуй, утомительно и излишне. Сюда же отнесем изображения бычьих черепов, коров и телят. Столь же древним было почитание быка как божества. Божественный бык – «антитеза» кровожадной Владычицы зверей, что, в конечном итоге, дорого ему обходится; у него – большая свита демонов, одновременно человекоподобных и звероподобных существ, как и сам божественный бык-Минотавр. Его ежегодный священный брак с Великой богиней осмысляется по-разному, иногда – как мы указывали ранее – отображая единение солнца с землей для производства хорошего урожая, иногда – как божественная пара солнце – луна. Нередки изображения Минотавра с солнцем меж рогами. Он – страж и хранитель небесного огня (а по другой версии – его захватчик, которого следует убить, чтобы освободить солнце). Также он был владыкой звезд (либо гибридом тельца и звезды), на что указывают изображения с ним луны, звезды в середине лабиринта и, самое главное, чисто критское имя чудища Астерион (или Астерий) в мифологической традиции, однако же не вышедшее за пределы острова. Обычные быки, участники тавромахии, являлись его воплощениями, при этом участь их была однозначно печальна. На это намекают и фрески с изображениями приносимых в жертву быков, и многочисленные позднеминойские изображения Минотавра в явной искривленной позе умирающего от боли существа; на гемме из Ашмольского музея Минотавра преследует человек-лев. Вообще это довольно популярный позднеминойский сюжет, в котором порой видят зодиакальную смену тельца львом во время летнего солнцестояния (вспоминаем вновь версию об освобождении солнца из-под власти Минотавра). Согласно Ч. Хербергеру, Минотавр «является солнечным быком-царем, который ежегодно умирает и воскресает в цикле вечного возвращения».
Ю. Андреев пишет: «Божественный бык был диалектически связан с “Владычицей” в качестве ее жертвы или, что то же самое, охотничьей добычи как собирательный мифологический образ мира травоядных животных. Но, поскольку в исходной мифологеме этой богини жажда крови и устремленность к умерщвлению и пожиранию травоядных были неотделимы от веры в их конечное оживление и новое рождение, постольку и бык должен был в конце концов стать ее детищем и одновременно сексуальным партнером (супругом или возлюбленным), ибо только бык мог породить быка».
Наконец, тавромахия. Фреска из музея в Ираклионе наглядно показывает один из ее актов: акробаты и акробатки топлес (женские фигуры – белые) должны были, прыгнув и ухватив скачущего на них быка за рога, перекувырнуться через его спину и приземлиться на ноги сзади него. Этот же сюжет есть и на золотом кольце из Арханеса, сохранилась и костяная фигурка акробата в прыжке. Только сильно «продвинутые» модернизаторы видят в этом акте своего рода спортивные состязания со своими чемпионами и т. п. Чушь несусветная. В первую очередь, это жертвоприношение. Согласитесь, в подобного рода «состязаниях» уцелеть непросто. Уцелел(а) – хорошо, нет – еще лучше. Парадокс? Нет, это бог-бык забрал себе жертву. Из лучших «спортсменов» далеко не каждого ведь допустили б к таким состязаниям. Вот тут самое время вспомнить легенду о Минотавре, в лабиринт к которому (фактически – в реальный кносский дворец, метафорически же лабиринт изображал преисподнюю и ведущие в нее, через нее и из нее замысловатые пути перевоплощения; минойское слово «da-pu-ri-to» переводится как «путь к свету») отправляли юношей и девушек, которых тот, согласно мифу, убивал и поедал. Нет, конечно. Просто эту страшную дань готовили к выступлениям, наподобие римских гладиаторов, не один год, надо полагать. В то же время Ю. Андреев, также рассуждая о годах тренировок, предшествовавших такому зрелищу, подчеркивает, что такая жертва могла быть только добровольной, о чем писал и Эванс, предполагавший, что к состязаниям допускался лишь цвет минойской расы, возможно, даже жрецы и жрицы. Учитывая религиозную важность ритуала (о которой мы можем лишь смутно догадываться, например, в осуществляемом прыжке некоторые исследователи видят символическое отображение круговорота времен года – вокруг солнца), можно согласиться и с ними. Возможно, греки в поздних мифах просто так переосмыслили все происходившее, не постигая прежней сути и вполне справедливо полагая, что на такую процедуру можно определить либо военнопленных, либо приговоренных к смерти преступников. На деле ж это было некое осознанное сакральное самоубийство, когда «акробат» был готов пожертвовать собой для гарантии земного плодородия, сиречь ради процветания общества. Вероятно, не без обещания воскреснуть самому (самой).
Ритон в виде головы быка. Музей Ираклиона. Крит
Так или иначе, ритуальное празднество могло продолжаться несколько дней подряд, в течение которых немало «акробатов» отправлялись в царство Персефоны. На ритоне из Вафио как раз изображен момент, когда бык всадил рога в спину «акробата» и поднимает над собой его безжизненное тело. Но кто же был на самом деле жертвой в этом кровавом спектакле? Интересны рассуждения Ю. Андреева по этому поводу:
«Нередко высказывается мысль, что тавромахия в ее минойском варианте представляла собой своеобразную форму жертвоприношения и умилостивления божества ценой кровавой жертвы. Догадка эта кажется в общем достаточно правдоподобной. Но в этом случае перед нами неизбежно встает вопрос: “Кому в этом странном ритуале отводилась роль жертвы
