Футляр для музыканта - Михель Гавен
– Кому явно повезло, так это вашему музыканту, – вспомнил Алик, с аппетитом пережевывая шницель. – Куда ни глянь – у него везде удача. Просто в рубашке родился. Самолет, на котором он летел, упал в Ла-Манш, все пассажиры погибли, он – спасся, его спасли, точнее. От такого длительного пребывания в холодной воде любой бы помер, он – выкарабкался, и врач ему отменный попался, и больница прекрасная, лечили его, лечили, хотели из него «суперагента» сделать. Вылечили, я слышал. Он уже на тромбоне играет. Концерты для раненых дает. С фрейляйн Джилл на пару, она ему на пианино подыгрывает. Тут его самое время бы в тыл большевикам послать, подбросить им такой подарочек, глядишь, и весь ход войны переменился бы. – Алик рассмеялся и снова отпил вина из бокала. – А тут пожалуйста, главный мастер по переделке в спецагентов скрылся, а его лабораторию закрыло гестапо. А большевики уже перешли границы рейха. Ну, не везение ли! Играй себе дальше, кушай за счет бывшего противника, так, глядишь, и до конца войны дотянешь. А там, как бы ни закончилось, тебе все выгода. Либо свои освободят, либо немцы обменяют на кого-то или что-то как выдающуюся личность по части музыки.
– Ты так говоришь, как будто ему завидуешь, – заметил Скорцени с иронией. – Хочешь полежать на его месте?
– Полежать я бы не против, – согласился Алик. – С таким вот доктором, – он указал взглядом на Маренн. – Да и фрау Кнобель там еще ничего, сгодится для беседы. Всего остального из его биографии, скажу честно, не хотелось бы.
– Джилл сказала, ты завтра летишь в Бергиш-Гладбах, – положив салфетку на стол, Скорцени повернулся к Маренн. – С каких пор ты инспектируешь армейские госпиталя? Если армейская разведка после покушения на фюрера 20 июля перешла под руководство рейхсфюрера СС, то об армейских госпиталях я ничего не слышал.
– Как командующий Резервной армией рейхсфюрер просто обязан всех их взять на свое обеспечение, – рассмеялся Науйокс. – Это же мечта Бормана – дискредитировать рейхсфюрера, предложив ему возглавить вермахт и направить его сражаться с большевиками. Он знает, что рейхсфюрер с детства мечтал стать полководцем, и хитренько подталкивает его то провести наступление в Эльзасе, то вот возглавить оборону Кюстрина. Хорошо, что у рейхсфюрера хватило ума хотя бы на Кюстрин не согласиться. Одно дело – проводить операцию против союзников, а уж связываться с большевиками – пустое дело. Это значит окончательно похоронить свою репутацию. Пусть там армейские отдуваются. Ну а уж госпиталя – это самая малость, до которой рейхсфюрер может снизойти, чтобы не ехать сражаться с большевиками под Кюстрин, – заключил Науйокс с иронией – Как говорится, обменять деньги на репутацию. Пусть потратимся, зато репутация не пострадает.
– Обергруппенфюрер Гербхардт, глава медицинского управления СС, поручил мне ознакомиться на месте с положением дел в армейских госпиталях после наступления союзников в Арденнах, – ответила Маренн, не желая раскрывать истинную причину своей поездки. – Мы планируем забрать тяжелораненых в Шарите, так как в армейских госпиталях не хватает медикаментов и оборудования для их лечения. А Бергиш-Гладбах – один из главных пунктов, куда эвакуируют всех пострадавших.
Она говорила спокойно, понимая, что речь ее звучит убедительно, но тем не менее отдавала себе отчет, что Скорцени не поверит ей. И она прочитала это в его взгляде. Однако сказать правду все равно не могла.
* * *
Госпиталь в Бергиш-Гладбахе располагался в здании городской больницы. Вокруг в небольшом парке теснились палатки, где также лежали раненые и находились вспомогательные службы, – места в здании не хватало.
– Полковник Вернер фон Венцлов. 198-я пехотная дивизия.
Оберштабсартц, начальник дивизионного госпиталя, полковник медицинской службы Маркус Ройс, пожилой и усталый, сдвинул очки к переносице и заглянул в регистрационную карточку.
– Очень тяжелый случай, фрау Сэтерлэнд, – заметил он серьезно. – Осколочное проникающее ранение грудной клетки с обширным поражением плевральной полости. Поступил 28 января. Рассечена правая лопатка, фактически частичное разможжение легкого, открытый пневмоторакс. Надо отдать должное батальонным медикам, доставили очень быстро, на месте ввели морфин, наложили повязку, чтобы перекрыть поступление воздуха. Травматический шок. На операцию поступил сразу же. Я сам оперировал, хотя сейчас реже этим занимаюсь, больше административной работой, – признался он. – Но у меня четыре хирурга, и все были заняты, а тут такой случай, – он покачал головой, – отложить, значит, все, потерять пациента. Пришлось отложить административные дела. Знаете, фрау Сэтерлэнд, я в 1916 году под Верденом раненых оперировал, вот где была мясорубка, но такие случаи, как этот, попадались нечасто.
– Я понимаю, я читала справку, – кивнула Маренн. – В каком состоянии раненый? Какой прогноз?
– Операция прошла штатно, – ответил Ройс, пожав плечами. – Провели противошоковую терапию, переливание крови. Рану вычистили. Провели резекцию ребер и поврежденной части легкого. Рану закрыли. Пришлось выкроить лоскут мышцы, очень широкий разрез. Наложили заплатку, так сказать. – Он улыбнулся и, сняв очки, протер их кусочком замши. Сейчас проводим рентгенографические наблюдения.
– И что показывает рентген?
– Ситуация тревожная, фрау Ким, – признался Ройс. – Прогноз, боюсь, неутешительный. Вот сами взгляните. – Он показал Маренн снимки, достав их из бумажного пакета, прикрепленного к карточке. – Наблюдается скопление легочного экссудата и его явное помутнение. Посевы также подтверждают наличие воспалительного процесса.
– Гнойный плеврит? – Маренн нахмурилась.
– Не исключаю, – согласился Ройс. – Мы следим за процессом, проводим терапию. Но у нас в обрез сульфидина, пенициллина почти нет, а здесь без антибиотика не обойтись. И господин фон Венцлов у нас не единственный раненый, которому все это необходимо.
– Я привезла пенициллин, – сказала Маренн быстро. – И сульфидин. А также физраствор, оборудование для капельниц, все швейцарского производства, с маркировкой СС, уж извините, но переклеивать не было времени.
– Кого сейчас волнует маркировка! – Ройс махнул рукой. – Были бы медикаменты! Я вам очень благодарен, фрау Ким! Мне утром сегодня звонили из Берлина и сказали, что вы собираетесь забрать господина фон Венцлова в Шарите? – спросил он, поправив очки. – Простите, но я не уверен, что он пригоден к транспортировке.
– У меня специальный борт, оснащенный всем необходимым оборудованием, фактически «крылатый госпиталь», – Маренн улыбнулась. – Я использую его для перевозки тяжелораненых из дивизионных госпиталей СС в Шарите. Так что на этот счет можно не беспокоиться. Более того, я согласовала с вашими шефами, что заберу не только барона фон Венцлова, но и самых тяжелых раненых. Вот разрешение из Берлина. – Она протянула Ройсу документ. – Надеюсь, вы не будете возражать.
– Что уж тут возражать, – доктор покачал головой, пробежав текст взглядом. – Этим парням повезло. Я их с удовольствием отправлю. Сейчас распоряжусь, чтобы принесли карточки. Вы сами отберете?
– Нет, отберите вы, вы лучше знаете, – ответила Маренн. – К тому же у меня мало времени. В каком состоянии сейчас барон фон Венцлов? – спросила она. – Могу ли я поговорить с ним?
– Как отметил дежурный врач, ночь прошла относительно спокойно, – Ройс снова заглянул в карточку. – Температура поднялась после полуночи, но ее сбили. Одышка прошла. Кашель беспокоил мало. Раненый даже поспал несколько часов без всяких препаратов, для него это уже успех. Сейчас он под капельницей.
– Его можно навестить?
– Да, конечно, фрау Сэтерлэнд, я провожу вас.
Маркус Ройс встал из-за стола и направился к двери, но Маренн остановила его.
– У меня
