Футляр для музыканта - Михель Гавен
– Герр бригаденфюрер, адъютант рейхсфюрера Брандт на проводе, – услышала Маренн голос Джилл. – Он сообщил, что рейхсфюрер готов принять вас в Хоенлихене сегодня в девятнадцать. Мне подтвердить?
– В девятнадцать? – Шелленберг задумался на мгновение. – У меня в девятнадцать совещание с начальниками отделов. Хорошо, фрейляйн, подтвердите, – сказал он решительно. – И передайте Ральфу, что совещание переносится на час раньше, пусть оповестит всех.
– Слушаюсь, мой бригаденфюрер. – Джилл повесила трубку.
– Что ж, сегодня в девятнадцать рейхсфюрер узнает во всех подробностях об играх Бормана за его спиной. И о том, как в этих играх случайно, якобы по ошибке, чуть не отравили его старшую дочь. Не думаю, что он оставит эту информацию без внимания. Это ведь такой хороший повод зацепить Бормана еще разок – доложить фюреру, что партайгеноссе распространяет наркотики в офицерских школах СС. Пусть потом оправдывается, что он старался для блага партии, а вышли недоразумения на местах, как часто бывает. Репутация его будет замарана, и ему придется думать, как отыграться. – Шелленберг рассмеялся. – Наркотики! Фюрер и к табаку относится с большим неодобрением, а тут – наркотики! Да еще в школах СС, где воспитывают цвет нации, ее будущее, можно сказать. Если оно имеется, конечно, – Вальтер покачал головой. – Но фюреру об этом как раз лучше не напоминать.
– Можно ли считать, что этот доклад положит конец деятельности фон Херфа и его лабораторию закроют? – спросила Маренн настороженно.
– Это безусловно, – четко подтвердил Шелленберг. – Ни о каком фон Херфе Гиммлер фюреру и не заикнется, это ниже его уровня. Он сразу возьмется за Бормана – это его главный оппонент. А тому, чтобы оправдаться, ничего не останется делать, как пустить в расход исполнителей. Оба фон Херфа, и старший, и младший, я полагаю, станут жертвами, которые Борман принесет, чтобы спасти себя. Лабораторию в Оберсдорфе закроют, конечно. Мюллер под шумок закроет лабораторию в Дахау. А сам фон Херф-младший вполне может оказаться там же в Дахау заключенным, я это не исключаю. Не зря же Кальтенбруннер вовремя почувствовал опасность и позволил Скорцени предупредить тебя о возможном нападении. Он тоже тайно играет на Бормана в противовес рейхсфюреру, но сообразил, что, раз уж речь пошла о наркотиках и пострадала дочь рейхсфюрера, лучше спрыгнуть с «паровоза», пока не поздно. Теперь он в стороне, и фон Херф-старший действовал от него независимо, и Борману он формально не подчиняется – тот еще обратится к нему за поддержкой, и Кальтенбруннер, конечно, не откажет, хитрый австрийский лис. – Шелленберг усмехнулся.
– А Гленн Миллер избежит этой чудовищной операции по превращению в большевистского функционера, которую фон Херф собирался над ним произвести, – добавила Маренн удовлетворенно.
– Это уж само собой разумеется, – подтвердил Шелленберг.
«Что ж, пусть вспомнит Нью-Йорк, пусть вспомнит несчастную Зельду, которую он довел до сумасшествия, и Скотта, жизнь которого он превратил в ад, – подумала Маренн с горечью. – Это расплата. Она запоздала, конечно, лет на десять. Но в данном случае точно лучше поздно, чем никогда. Жаль только, что Скотт уже никогда об этом не узнает. Мог ли подумать фон Херф тогда, в Америке, что орудием возмездия послужит дочь рейхсфюрера СС, о существовании которой он тогда даже не догадывался. Но жизнь – длинная и витиеватая штука, господин исследователь, иногда можно оказаться там, где не ждешь, и встретиться с тем, с кем никогда бы уже и не должен встречаться, и вспомнить то, что давно не хочешь вспоминать. А заодно и заплатить по долгам, которые давно забыл. Они сгнили в земле, как думалось. Ан нет».
* * *
– Странное дело, в такой сложной ситуации, которая сейчас сложилась на фронтах, казалось бы, какие кадровые перестановки? Работы невпроворот, а тут – на тебе – с утра узнаю, что снят начальник кадрового управления СС обергруппенфюрер СС Максимиллиан фон Херф.
Алик Науйокс пожал плечами, разрезая на тарелке ароматный телячий шницель, приготовленный Агнесс.
– Более того, не просто снят – арестован на рабочем месте! – он сделал паузу, приподняв брови. – За злоупотребления, как сказано. Теперь всем там руководит шеф его личного бюро Франке-Грикш. Пока. Большевики – под Кюстрином, американцы – в Арденнах, а у нас, видите ли, наконец-то поймали главного вредителя. Интересно, чем он злоупотреблял в своем кадровом управлении? – Алик усмехнулся. – Слишком много красоток брал на службу после тесного личного знакомства? Позакрывали какие-то школы, лаборатории. Весь личный состав – на фронт. Ну, я понимаю, – Алик отпил красное вино из бокала, – потери на фронте большие. Но такое пополнение – это смех! Тоже мне бойцы – секретарша фон Херфа и его машинистки из машбюро.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, Алик, – заметила Маренн серьезно. – Секретарши и машинистки как раз остались на месте. А то, что закрыли лабораторию в Оберсдорфе, – совершенно оправданное решение. Исследования, которые в ней проводились, может быть, и имели прежде какое-то значение, хотя я всегда относилась к ним неодобрительно, – уточнила она. – Но в сложившейся обстановке – это только лишняя трата денег. Средства нужны на снабжение госпиталей, на организацию эвакуации.
– Может быть, ты и права, – Науйокс махнул рукой. – У нас много бездельников прячется на разного рода секретных объектах, якобы занимаясь важными делами, но реально не приносят никакой пользы. Только хлеб едят даром.
– Кстати, младшего фон Херфа арестовать не удалось, – Скорцени многозначительно посмотрел на Маренн. – Ты знаешь об этом? Как мне сообщил Кальтенбруннер, когда пришли в его лабораторию, он открыл стрельбу и сбежал через тайный ход. Его сейчас ищут агенты Мюллера. Но можно не сомневаться, далеко он не уйдет. У Мюллера к нему личный счет, так что он не забудет о том, чтобы его поймали.
– Фон Херф сбежал? – Маренн ощутила, как в сердце закралась тревога.
– Он устроил себе тайный ход, который не был отмечен на плане лаборатории, – объяснил Скорцени, – поэтому его и не блокировали при аресте. Но, повторяю, от Мюллера он никуда не денется, я в этом уверен.
«Если только все это не было согласовано с Борманом и фон Херф точно знал, что он делает, – подумала Маренн. – Скорее всего, Борман сейчас спрячет его, отведя удар от него, а значит, и от себя, а главным ответчиком выставит его старшего брата Максимилиана фон Херфа. А потом, когда все уляжется, переправит тайно в Южную Америку, туда, куда он вывозит секретные архивы партии и золотой запас. Фон Херф еще пригодится ему, если самому Борману удастся выкрутиться и спрятаться в послевоенном мире. Фон Херф очень тогда будет ему нужен. Правда, вопрос в том, будет ли тогда нужен фон Херфу Борман, – пришла ей в голову ироничная мысль. – Если только ради все того же золота. Нет, опасаться, что он нанесет вред Гленну Миллеру, сейчас не стоит, – продолжала рассуждать она. – Рисковать собой, когда его повсюду ищут ищейки Мюллера, он не станет. В конце концов, у него нет лаборатории, негде проводить эксперименты. Если, конечно, не существует какой-нибудь тайной лаборатории, но на территории рейха – вряд ли. Гестапо все равно бы об этом узнало. Если только в Южной Америке. Но туда еще надо добраться. Пока он ляжет на дно. Но было бы очень хорошо, чтобы
