Эльвира Барякина - Белый Шанхай
Нину поразило качество плакатов — они были великолепно нарисованы и отпечатаны на прекрасной бумаге.
— Это работы наших учеников, — объяснил отец Николя. — А печатается все тут, в Сиккавэе. Мы недавно закупили самое современное типографское оборудование.
Нина попросила отвести ее в художественные мастерские. Там, в небольших светлых комнатах трудились десятки молодых художников-китайцев. Только часть из них занималась изображением святых, а остальные рисовали вывески, открытки и киноафиши.
В мастерскую вошел невысокий кривоногий китаец и встал к мольберту. Нина посмотрела на его работу: на холсте, как живой, был нарисован усатый генерал.
— Как зовут этого художника? — спросила она у отца Николя.
— Это Шао. Он занял у нас крупную сумму и не смог расплатиться, так что мы подыскиваем ему заказы, чтобы он мог отработать долг.
Вернувшись в кабинет, Нина сказала отцу Николя, что согласна «пожертвовать» монастырю свою коллекцию, если ей дадут пятьсот долларов деньгами, позволят забрать Шао и еще четверых художников, а также выпишут кредит на печать в типографии. Она все-таки решила открыть издательство календарей.
Бумаги были подписаны, и мальчики-сироты, присланные отцом Николя, вынесли из Нининого дома коробки Гу Яминя.
4
Нина позвонила Олману и спросила, не знает ли он китайских актрис, которые согласятся позировать для ее календарей.
— Обратитесь к Хуа Бинбин, — посоветовал ей Тони. — Это моя давняя клиентка — очень хорошая и умная девушка из приличной семьи.
По его словам отец Бинбин был прогрессивным человеком и запретил бинтовать ей ноги, а когда девочка подросла, ее отправили в католическую школу — изучать иностранные языки и математику. Однако после смерти отца брат забрал Бинбин из школы и выдал замуж за управляющего шахтами далеко на севере. Он считал, что образование женщинам ни к чему.
Супруг был старше Бинбин на тридцать лет, и у него было еще две жены, которые возненавидели ее за «огромные лапы» и за отчаянную тоску по школе и друзьям. Она не ценила то, что было смыслом их существования, — милость господина, и каждый раз плакала, когда он даровал ей счастье, оставаясь в ее покоях.
Через месяц Бинбин сбежала назад в Шанхай. Брат отказался ее принять, мать кричала, что она навеки опозорила семью, а от мужа приходили грозные телеграммы: «Если ты не вернешься, ты пожалеешь, что родилась на свет».
Директор киностудии «Белая звезда» увидел Бинбин на улице и предложил ей роль в новом фильме. Она долго сомневалась: играть на потеху публике — ниже пасть некуда, но ей так отчаянно нужны были деньги, что она согласилась.
Успех фильма обернулся для Бинбин бедой. Брат подал на нее в суд: своим фиглярством она опорочила честь семьи и оскорбила память предков. Если бы Олман не отстоял ее, Бинбин передали бы родственникам для расправы.
— Статус женщины в Китае настолько низкий, что родня может убить ее за нарушение традиций, — объяснил Тони Нине. — Мы пришли к соглашению: Бинбин сменила настоящую фамилию на Хуа и поклялась, что никогда не будет упоминать о своих родственных связях.
5
Нина договорилась встретиться с Бинбин на Банде и пришла немного раньше. Волнуясь, она ходила взад-вперед мимо бронзовых львов у входа в «Банкирскую корпорацию Гонконга и Шанхая». Львиные лапы были отполированы бесчисленными туристами, которые прикасались к ним на удачу. Нина не утерпела и тоже погладила нагревшие на солнце когти: «Только бы все получилось с Бинбин!»
Как вести себя с ней? Как с ровней? Или не терять достоинства белой леди? Уму непостижимо: Нина полтора года жила в Шанхае и, если не считать Китти, слуг и продавщиц, еще ни разу не разговаривала с китаянкой.
Мимо с грохотом носились автомобили, на пристани кули выгружали бочки, на стройке нового здания таможни забивали сваи. Нина в нетерпении крутила на плече зонт от солнца и вглядывалась в лица прохожих. Ей уже не верилось, что из ее затеи выйдет что-то хорошее: Бинбин либо откажется позировать для календарей, либо запросит огромную сумму.
— Здравствуйте! — наконец послышался женский голос.
У Бинбин было круглое лицо, тонкий рисунок бровей и нежно-розовые губы. Две черные пряди выбивались из-под шляпки и завивались в колечки под ушами.
Нина не знала, то ли подавать ей руку, то ли нет. Может, это не принято? Тони говорил, что китайцы не терпят прикосновений чужих людей.
— Давайте пойдем в парк и обсудим наши дела? — предложила Нина.
Бинбин смерила ее недоумевающим взглядом:
— Собакам и китайцам вход в городские парки воспрещен — они существуют только для белых людей.
Нина сконфузилась: Бинбин наверняка подумала, что ее специально хотели унизить.
Перейдя через дорогу, они молча пошли вдоль набережной, но Бинбин, слава богу, придумала, как прервать затянувшуюся паузу:
— Я почти ничего не знаю о России. Это удивительно: у наших стран такая протяженная граница, но даже образованные китайцы вряд ли назовут больше трех русских городов.
— У нас тоже мало что знают о Китае, — осторожно отозвалась Нина. У нее немного отлегло от сердца: кажется, Бинбин не обиделась на нее.
Они начали рассказывать друг другу, что китайцы думают о русских, и что русские — о китайцах.
— Вы не показываете, что у вас на уме, — произнесла Нина. — Совершенно непонятно: то ли вы не хотите разговаривать с нами, то ли что-то скрываете, то ли вовсе ничего не чувствуете.
— В Китае неприлично выставлять себя на всеобщее обозрение, — объяснила Бинбин.
— Наверное, белые кажутся вам страшно невоспитанными?
— Мы понимаем, что вы другие.
Когда Нина завела речь о китайском кинематографе, ледок окончательно растаял.
— До выхода нашего фильма я думала, что эта история никого не заинтересует — у каждого дома такое «кино», — рассказывала Бинбин. — Но многие узнавали в героях себя или своих дочерей, и те, кто никогда никому не сочувствовал, вдруг осознавали, каково это — быть вещью с бьющимся сердцем. Искусство — это единственное, что заставляет тирана посмотреть на мир глазами жертвы и усомниться в своей правоте.
Нина никак не ожидала услышать такие рассуждения от китайской девушки. Ей даже сделалось не по себе: вдруг ее задумка покажется Бинбин слишком приземленной? Ведь календари с хорошенькими актрисами вряд ли могли считаться настоящим искусством.
Но когда Нина описала свою идею Бинбин, та аж просияла:
— На этом наверняка можно заработать! Цветной плакат — единственное украшение в доме бедняка, а сколько этих бедняков в Китае?
