Эльвира Барякина - Белый Шанхай
— Мисси, у нас уголь кончился, — сказала вышедшая ей навстречу ама. — И люди, которые стригут газон, спрашивают, когда вы с ними рассчитаетесь.
— Позже, — бесцветно отозвалась Нина.
Она, поднялась наверх и вошла в кладовку, где лежали коробки Гу Яминя. Как теперь от них избавляться? Предложить в первый попавшийся бордель? Но ведь ее наверняка обманут или, того хуже, сдадут в полицию как торговку порнографией.
Вот и все… вот и доигрались: даже если Климу удастся спастись от Уайера, он не сможет вернуться к ней.
2
Каждый день Нина с трепетом разбирала почту в надежде получить весточку от Клима. И в то же время боялась: вдруг полицейские пришлют ей поддельное письмо, чтобы посмотреть, донесет она о нем или нет?
Беспокойство и неопределенность вконец измучили ее. Она постоянно вела воображаемые разговоры с Климом, споры с Уайером и выступления в суде, к которому ее привлекут если не за порнографию, то за что-нибудь другое. При этом во внешнем мире ничего не менялось — только сборщики платежей все чаще появлялись на крыльце ее дома.
Ама решила поговорить с Ниной:
— Когда умер мой муж, я пошла к монахам и сказала, что очень скучаю по нему. Они мне ответили, что я глупая женщина и пытаюсь изменить то, что изменить нельзя. Если муха хочет полакомиться сахаром, а окно в кухню закрыто, ей не стоит биться о стекло. Надо искать другую еду — пусть не такую сладкую, но сытную.
Нина аж вздрогнула, услышав слова «когда умер мой муж» — она и сама не раз спрашивала себя: а вдруг Клима убили? Но все-таки ама заставила ее призадуматься: с одиночеством и беспокойством за Клима действительно ничего нельзя было сделать, но Нина все-таки могла заработать денег и избавиться хотя бы от страха перед нищетой.
Просматривая газету, она увидела статью об иезуитах, которые собирали пожертвования на художественную школу для сирот. По их словам в стенах монастырского приюта выросло немало блестящих художников, чьи работы находили спрос не только в Китае, но и в Европе.
Нине пришла в голову безумная мысль: а что если предложить иезуитам коллекцию Гу Яминя? Раз они занимаются искусством, значит, у них есть связи с коллекционерами. Разумеется, монахи могли сдать Нину полицейским, но она знала, что святые отцы не особо щепетильны, когда дело касается извлечения прибыли. Они занимались всем на свете — от театральной рекламы до колбасных кишок: игровые автоматы в шанхайских барах принадлежали миссии Общества Святого Франциска Сальского; под покровительством августинцев делались фальшивые духи, а в других миссиях «перерабатывали» суммы, присланные Муссолини на пропаганду итальянского языка и католицизма — их вкладывали в недвижимость.
Нина прочитала все, что смогла достать о монастыре иезуитов, расположенном в районе Сиккавэй на границе Французской концессии. Он был основан около шестидесяти лет назад и за это время превратился в город в городе. Здесь были построены колледжи, обсерватория, музей, библиотека, общежития, больницы и несколько храмов. Особой гордостью иезуитов стали знаменитые детские приюты, куда ежемесячно приносили до четырехсот подкидышей. Смертность среди них была чудовищной, но те, кто выживал, получали образование и специальность. Мальчики плотничали и работали в подсобном хозяйстве, а девочки шили, вышивали или обучались завезенному из Европы искусству кружевниц. Жизнь там была суровой, сиротской, но это все-таки была жизнь, а не смерть. А особо одаренные дети учились в художественных мастерских — лучших во всем Китае.
Нина отправилась в Сиккавэй, как нахальная русалочка в гости к морской ведьме: «Пусть меня лишат голоса, пусть моя затея изначально глупая, но мне надо наконец встать на ноги!»
Оставив машину в тени платанов, Нина поднялась по раскаленным ступеням крыльца и постучала в двери главного монастырского корпуса. Мальчик-послушник отвел ее в кабинет отца Николя, стройного седовласого монаха в темной рясе.
— Чувствуйте себя как дома! — сказал он по-французски.
Нина скорее ощущала себя в кабинете директора гимназии: вокруг стояли шкафы с книгами и пыльными чучелами, а по углам громоздились свернутые в трубки географические карты.
Нина еще дома решила, что будет вести себя подобно бесстрастному искусствоведу, но, рассказывая отцу Николя о своем предложении, она так смутилась, что ни разу не взглянула ему в глаза.
— Мне надо посмотреть на ваши предметы, — проговорил иезуит, и Нина поспешно выложила на стол зуб мамонта с тонкой резьбой.
Отец Николя долго изучал его через лупу.
— У вас есть полная опись коллекции?
— Вот, пожалуйста!
Он не торопясь читал, и Нина с тоской ждала, когда иезуит доберется до слов «Мужской половой орган, аметист, цвет сиреневый». О, господи, сейчас будет скандал, на крики примчится вся братия, и Нину отведут в тюрьму…
Вскоре она уже готова была все бросить и бежать на край света.
— Я должен посоветоваться с братьями, — сказал отец Николя, оторвавшись от бумаг. — Это непростое дело, но если остальные предметы под стать этому, возможно, мы договоримся.
Нина сама не помнила, как вышла на улицу и села в автомобиль. Неужели все обошлось? Ей одновременно хотелось и хохотать и плакать от чувства невероятного облегчения. Кто сказал, что у нее ничего не получится? Главное — осмелиться и сделать первый шаг, а там видно будет.
3
В течение двух недель Нина жила как в угаре: что решат иезуиты?
«Даже если они согласятся дать тебе денег, ты их просто проешь, — шептал ей внутренний голос. — Ты знаешь, что тебе не преуспеть. Покупай швейную машинку и строчи простыни — именно это тебе на роду написано, как родителям».
Наконец ей позвонили из Сиккавэя:
— Мы согласны принять вашу коллекцию, — сказал отец Николя. — К сожалению, у нас нет наличных денег, чтобы расплатиться с вами, но вы можете забрать какой-нибудь товар с монастырских складов. Например, кружевные зонтики или воротнички. Вы деловая женщина, так что без труда сможете продать их.
Иезуиты догадались, что Нина находится в отчаянной ситуации и решили сбыть ей лежалую рухлядь. Но она готова была взять любой товар — лишь бы им можно было торговать на законных основаниях.
Нина приехала в Сиккавэй, и отец Николя повел ее по складам:
— Возьмите изображения Иисуса и Святой Девы, — предлагал он, показывая на стопки плакатов, пахнущие свежей типографской краской. — Сейчас все молят Господа о мире, так что ваш товар не залежится.
Нину поразило качество плакатов — они были великолепно нарисованы и отпечатаны на прекрасной бумаге.
