Грехи и подвиги - Ирина Александровна Измайлова
Привозили торговцы и рабынь – иногда сарацинок, иногда – взятых в плен христианских женщин, которых крестоносцы почитали долгом выкупить. И в некоторых палатках рыцарей, да и простых воинов поселились неприхотливые создания, которым перепоручалась простая ежедневная работа: стирать, прибирать, готовить немудреную пищу. А еще скрашивать мужчинам дни войны.
Многие из тех, кто приехал сюда, не оставив дома жен и детей, сыграли свадьбы. Христиан удивляло, с какой охотой иные сарацинки принимают крещение, чтобы пойти под венец с полюбившимся воином.
Так жил этот необычайный город, в котором царили свои законы, неведомые в обычном мире, отчасти более суровые и непреклонные, но, с другой стороны, более человечные. Среди этих пыльных шатров, меж этих наспех возведенных стен, возле дремавших в тревожной ночной тьме осадных башен возрождался древний дух первых христианских общин, в которых все были братья и сестры, не по названию, а по духу и чувству, где каждый знал, что завтра может умереть за свою Веру, и был к этому готов, где не нужно было клятв – каждый помнил, что да это да, а нет это нет [37].
И в этом удивительном городе пришлось вновь встретиться двум друзьям и молочным братьям, пережившим за последнее время столько опасных и трудных приключений.
Глава 6. Сарацины и злые духи
– Само собою, Алисы не было на свадьбе короля! – ответил Луи почти тем же полушутливым тоном, каким Эдгар задал свой вопрос. – Мы с графом в тот день, как встретили Ричарда, все ей рассказали. И были очень обрадованы, когда она рассмеялась и осенила себя крестом. И знаешь, что сказала? Она сказала: «Как хорошо, что король влюбился и нашел себе невесту! Не то мой братец Филипп ведь убедил бы его на мне жениться, и мы оба потом страдали. Он никогда бы меня не полюбил!»
– Умная девушка! – усмехнулся Эдгар, бросая в воду камешек. – Ну и что же ты? Почему сразу не объяснился ей в любви?
– В любви? Да после того случая на корабле какие уж объяснения? Все ясно! Но на что мне надеяться?
– Ты ведь дальняя родня королю, как мой отец. Почему бы и нет? – Эдгар искренне недоумевал. – Послушай, Луи, а это правда или враки, что Алиса была любовницей короля Генриха, отца Ричарда? Будто бы Ричард воевал с отцом именно из-за нее?
Луи мог бы обидеться, услыхав вопрос, порочащий даму его сердца, но ни малейшей обиды не испытал.
– Знаешь, – сказал он после некоторого раздумья, – она ведь об этом со мной говорила. Старый король долго ее домогался, и любезный братец в конце концов продал сестру, как сарацинскую невольницу… Что до войны, то уж это – вранье. Нет, война была, но только не из-за Алисы, конечно. Просто Генрих решил, что сын хочет его смерти, а Ричарда оскорбило такое предположение. А к чему ты спросил, братец? Думаешь, коль скоро Алиса утратила невинность, я не должен ее любить?
– Да нет же! Я как раз хотел сказать, что в таком случае Филипп-Август может и не найти ей жениха среди равных. А тут ты!
– Как у тебя все просто. Послушай, вода в реке, кажется, чистая. Не хочешь искупаться? Жарко – сил нет!
Эдгар огляделся. Равнина была пустынна. Лишь над дальними холмами курился слабый дымок – это пастухи варили себе обед, чтобы не возвращаться со стадом в лагерь и после не гнать его обратно. Несколько сусликов, покинув норы, посвистывали на бугорках по другую сторону реки, и их присутствие говорило о том, что с той стороны людей поблизости нет – пугливые зверьки удрали бы, заслышав шаги человека.
И все же кузнец отчего-то насторожился.
– Стоит ли снимать с себя доспехи, когда мы так далеко от лагеря? А вдруг на нас нападут?
– Тогда будем защищаться! – отмахнулся Луи. – Ну не могу я ходить грязный! А мой оруженосец умрет от своей лени, но бочку воды нипочем не натаскает! Я бы поменял его на твоего Ксавье. Такой отличный паренек – сразу видно. Да что ты стоишь? Раздевайся!
Строго говоря, рыцари и не были облачены в доспехи. Ни выступлений, ни нападения противников в этот день не ожидалось, разведчики доносили, что все спокойно, а потому, отправившись пройтись, друзья не надели ни кольчужных чулок, ни гамбезонов, ни бармиц. На них были только кольчуги прямо поверх рубашек, кожаные шапки и шлемы, да и те они уже успели снять и несли, надев на руку. Правда, Эдгар был при своем боевом топоре, а у пояса Луи красовался меч – тут уж не могло быть послаблений, оружие было при всех и всегда.
Вода в реке оказалась на удивление прохладная и действительно чистая – весна только началась, но дожди уже закончились, и грязные ручьи с равнины не замутняли стремительных струй потока. Правда, даже на середине речки было мелко – рослым молодым людям вода доходила только до груди.
Неожиданное исчезновение сусликов первым заметил Эдгар. Монотонный свист зверьков сливался с окружавшей их тишиной, и без него словно бы ничего не изменилось.
– Луи! – шепнул кузнец, хватая друга за руку. – Суслики замолчали!
– Вниз! – крикнул рыцарь и толкнул Эдгара в спину, вместе с ним падая лицом в холодный поток.
Привычный слух Луи успел уловить новый звук, страшно знакомый: тройной звон спускаемой тетивы. Три стрелы пронеслись над самой водой и задрожали, вонзившись в песок берега.
– Ах вы собаки! – взревел Луи, вихрем вылетая на берег и вновь кидаясь в реку, но уже с мечом в руке.
Эдгар последовал его примеру. Трое сарацин, спрятавшихся за камнями по ту сторону реки, успели перезарядить луки и вновь выстрелить, однако юноши разом рванулись в стороны, и стрелы их не задели, одна из них лишь прошила густое облако светлых волос Эдгара.
– Мерзавцы! Ослы обрезанные! Морды сальные! – орал Луи, размахивая мечом. – Да я ваши куриные мозги псам скормлю!
– Гуси темнорожие! – вторил Эдгар, успевший набраться от друга всяких бранных слов, придуманных специально для сарацин. – Мы из вас сейчас сделаем по два сарацинчика из каждого!
Нападавших было пятеро, но двое не с луками, а с мечами. Им, видимо, предстояло пробираться дальше, к лагерю. То были разведчики, высланные впереди небольшого конного отряда. Никак не думая, что двое рыцарей, в которых они стреляли, тут же на них набросятся, сарацины бросились наутек. Луи и Эдгар преследовали их, изрыгая ту же брань и так же свирепо размахивая один