Приказано молчать - Геннадий Андреевич Ананьев
Мы лежали недалеко друг от друга, и мне было нетрудно всадить в него заряд, но я не делал этого, зная, что вот-вот должны прибежать с заставы. Сам же подходить к нему боялся – слишком сильны были его руки, а Нефедыч – не помощник. Старик же думал, видно, иначе – полз все ближе и ближе к Скворцову.
– Лежи, Нефедыч! Не уйдет! – крикнул я.
– Петьку прибил, сволочь! – ответил он. – Убью его!
– Лежи!
Нефедыч остановился. Я время от времени стрелял поверх головы Скворцова, не давая ему подняться и уползти. Так мы лежали друг перед другом минут двацать. Начинало светать. Вдруг Скворцов поднялся и, пригнувшись, побежал в камыш. Я даже растерялся от столь дерзкой смелости, потом тоже вскочил и кинулся за ним, забыв о его сильных руках. Нефедыч выстрелил – Скворцов вздрогнул, остановился и, выпрямившись, упал на камыш.
Когда я подбежал к нему, он, опираясь на ружье, пытался подняться. Пришлось выбить ружье. Скворцов негромко, но зло выругался и застонал. Подошел Нефедыч. В руке одностволка Алексея, под мышкой – Петька. Мне было жаль его, по-старчески сгорбившегося, дрожащего от холода.
– Зачем, Нефедыч, ты в него стрелял? Куда бы он ушел!
– Ишь ты, сжалился… Он не сжалится! – буркнул дед, посмотрел на Скворцова, помолчал немного и добавил: – Не сдохнет. А Петьки нет, готов мой Петька…
Я хотел объяснить старику, что не только из гуманности пограничники стремятся взять нарушителей живыми, но услышал шаги приближающегося наряда.
Раненого Скворцова перебинтовали и увезли на заставу. Туда же уехал и я.
К хозяину Поддубника я вернулся через два дня. Нефедыч с Алексеем пили чай и о чем-то разговоривали. По серьезному, задумчивому взгляду Алексея я догадался, что дед снова вел речь о жизни, но теперь Алексей воспринимает этот разговор по-иному.
– Ну что? – поздоровавшись, спросил Нефедыч.
– Действительно, усиленный заряд, только золотой.
И я рассказал все, что успел узнать о Скворцове.
В тайге вдвоем с отцом они тайно мыли золото на заброшенных рудниках. Нашли несколько крупных самородков. Отец благословил его. Зарядили патроны, засыпая вместо пороха по полторы мерки золотого песка и делая тоньше пыжи. В приклад ружья упрятали самородки и оставшиеся от прошлых лет червонцы.
Все время, пока я рассказывал о том, как подбирался поближе к границе Скворцов, как он задался целью сорвать женитьбу Алексея и, обиженного, недовольного жизнью, уговорить убежать от матери и невесты на пасеку, а оттуда за границу, – пока я говорил об этом, дед то и дело перебивал меня: «Мотай на ус, Алеха. Полезно тебе», – а потом, когда я закончил, вздохнул:
– Жалко, Алешкино ружье больно разбрасывает. Только и влепил, что две картечины. Жалко… Смени ты ружье. Заработаешь вот здесь, у меня, купи новое. – И, расчесав пальцами бороду, заговорил снова, но другим тоном, требовательным, хозяйским: – Мать сюда возьмем. Нюрку. Хозяйство будут вести. Стар я – все вам и останется.
– В глаза-то им как смотреть теперь? – угрюмо спросил Алексей. – Что Нюре скажу?
– Нюни только не распускай. Совесть заговорила, слова найдешь.
Ущелье Злых ветров
Лошадь оседлали быстро и сразу же подвели к Марии Левадовой.
– Останься! Устала ведь! – продолжал настаивать заведующий фермой Рустамбек Каюпбаев. Он сорвал с головы лисий малахай и бросил его к ногам Левадовой. – Хуже тебя дорогу знаю?! Да?! Не бурдюк же с кумысом повезу!
– Не могу, понимаешь. Не могу! Сама я должна, – ответила Левадова и взяла поводья.
– Держи тогда! – все еще сердито проговорил Рустамбек и подал Левадовой камчу.
– Спасибо, – кивнула ему Мария, вскочила в седло и сразу же пустила коня в галоп.
Мария знала, что через несколько километров тропа вновь будет то карабкаться вверх на крутой перевал, то сбегать вниз в ущелье. Там можно будет ехать только рысью и то не везде. И здесь, на ровном участке тропы, она стремилась выиграть время, стегала камчой и без того скачущего коня и перебирала в памяти все тропы, которые, ответвляясь от этой, тоже вели к заставе, намечала самый близкий путь.
Те пять километров, которые отделяют их одинокий домик от колхозной фермы, где ей дали лошадь, Мария шла почти два часа; она не жалела себя, но годы есть годы – бежать можно только на спусках.
Мария стегала плеткой взмыленную лошадь, а мысли ее были там, в ущелье. Она представляла, как все может произойти: «охотник» проснется и станет собираться, муж ее будет хитрить, чтобы задержать подольше гостя, тот откажется, как и утром, от угощения, и муж попытается задержать его силой, а он сделает это, он у нее упрямый и смелый. Марии было даже страшно подумать, что произойдет после этого. Ее Сергей невысокий и щуплый, а гость – косая сажень в плечах, откормленный, как боров. Перед глазами Марии вставала ужасная картина: на полу, истекая кровью, лежит ее муж, а «охотник» спешит по ущелью вниз, к городу. Она с ожесточением стегала плеткой коня.
Сергей Георгиевич Левадов тихо сидел на скамье у окна и время от времени поглядывал на того, кто спал на кушетке. Тревожное чувство, охватившее Левадова при встрече с неизвестным, не покидало его. В том, это был нарушитель границы, Левадов уже не сомневался, и именно поэтому заставил себя сидеть тихо, понимая, что шум может разбудить спящего.
Сюда, в это ущелье Злых ветров, Левадовы приехали прошлым летом вместе с геологами. И ему, и Марии нравилось здесь все: молодые, веселые геологи, густой, немного таинственный лес, разросшийся по склону ущелья, обилие грибов и всевозможных ягод. Когда геологоразведочная партия перешла на другой участок, и ему, рабочему партии, предложили остаться здесь, чтобы присматривать за оборудованием и продолжать пробивать шурфы, он согласился. Их дом в городе был под присмотром – в нем осталась мать Левадова, – поэтому, как они рассудили с Марией, можно было пожить год-другой здесь, в тихом и очень красивом месте, где лишь зимой бушуют метели.
К ним в гости, хотя и нечасто, приезжали начальник геопартии, охотники из города, чабаны, которые пасли свои отары вблизи ущелья; иной раз приходили или приезжали на лошадях пограничники. Левадовы всегда были рады гостям, Мария ставила самовар и подавала к столу соленые грибы, а если летом, то обязательно и ягоды.
Однажды к Левадовым приехал начальник заставы. За самоваром офицер расспрашивал о том, довольны или нет они своей тихой жизнью, сколько пробито шурфов и сделали ли интересные находки геологи, а перед отъездом как бы между прочим сказал, что ущелье это пограничники все
