Виталий Гладкий - Подвеска пирата
— Слушаюсь, херр капитан!
Лейтенант Тротт Виллиг быстро взбежал на мостик и вручил капитану длинную трубку из толстой кожи, схваченную бронзовыми кольцами, в которую были вставлены две оптические линзы. Она была придумана совсем недавно каким-то безвестным ремесленником, изготовителем очков, и служила развлечением для богатых и знатных господ, которые подсматривали в окна спален соседнего замка. Капитан Густав Берг одним из первых додумался использовать ее с пользой для дела, за что и получил благодарность адмирала шведского флота.
«Волшебная труба» приблизила неизвестный пинк, казалось, на расстояние вытянутой руки, и Густав Берг увидел, как на его мачте развевается зеленое полотнище с черным двуглавым орлом.
— Московиты?! — Удивлению капитана не было границ. — Тротт, ты когда-нибудь слышал о таком чуде — военный корабль царя Московии на Балтике? —Труба показала ему не только флаг пинка, но и пушки на палубе судна.
— Никак нет, херр капитан!
— Вот и мне не доводилось. Что им от нас нужно? Создается впечатление, что московиты решили навязать нам баталию. Каково, а?
Лейтенант весело расхохотался; капитан тоже развеселился.
— Наши пушки мигом превратят пинк в щепки, — сквозь смех заявил Тротт Виллиг.
— Думаю, победа над лоханью сумасшедших не добавит нам ни чести, ни славы, — решил капитан. — Пусть его. Идем прежним курсом.
Пинк упорно продолжал преследовать «Кристину». Однако самое удивительное — расстояние между судами постепенно сокращалось. На флейте были подняты все паруса, но московитам, наверное, помогал сам морской бог.
— Проучим наглецов! — наконец разозлился Густав Берг. — Зарядить пушки! — приказал он зычным голосом, а лейтенант и затем боцман повторили его команду. — Без моего приказа не стрелять! Подпустим ближе, чтобы разделаться с пинком одним залпом. Целиться в корпус!
Карстен Роде чувствовал высочайшее напряжение всех своих душевных сил. В какой-то момент ему показалось, что он стал крохотным, как самая маленькая мушка, и, превратившись в невидимку, проник в голову шведского капитана. Голштинец сразу понял, что тот замыслил.
Конечно же победить флейт в артиллерийской дуэли у пинка не было никаких шансов. Оставалось последнее — подойти вплотную и взять шведский корабль на абордаж. Это было настоящим безумием, но Карстен Роде и впрямь словно сошел с ума — именно такой хорошо вооруженный и быстрый корабль ему был и нужен, чтобы успешно пиратствовать в Балтийском море. Поэтому намерение шведского капитана разнести «Рыжего лиса» в щепки с близкого расстояния он не просто мысленно приветствовал, а молился, чтобы тот не передумал и его канониры не дали залп раньше времени.
Для этого только не нужно было их провоцировать, и Карстен Роде процедил сквозь зубы своему новому помощнику, яростно сверля его бешеными глазами:
— Стрелять только после того, как откроют огонь шведы! Не раньше! По моей команде! Выполнять!
Помощник так и не понял, что замыслил капитан, но промолчал. Кивнув в знак согласия, он побежал на артиллерийскую палубу.
— Клаус! — подозвал боцмана Карстен Роде. — Готовь на левом борту абордажную команду с «кошками»[95] и баграми! Собери самых метких стрелков, чтобы прикрыли парней огнем.
— Есть, капитан!
— Стой! Это еще не все. Готовьтесь откачивать воду из трюма. Поставь на помпы Барнабу и Недана. Они сработают за десятерых.
— Будет исполнено!
Клаус Тоде в ожидании баталии словно помолодел на добрый десяток лет. Ему предоставлялась прекрасная возможность излечить в бою свою несчастную душу, израненную неверной Фелицией. О том, какие будут последствия абордажа, боцман даже не хотел думать.
В отличие от Литвина. Конечно же под этим прозвищем скрывался Гедрус Шелига. Он попал в состав абордажной команды и теперь сокрушался о своей непроходимой глупости. Мало того, что море не было его стихией, так он еще умудрился попасть на судно, которым командует душевнобольной. И все это за каких-то шесть тысяч гульденов! (Остальные деньги, обещанные Готхардом Кетлером, он уже не чаял получить.)
Поначалу все получалось отлично. Он сумел без особых усилий завербовать в помощники четверых разбойников во главе с Ландскнехтом, посулив им золотые горы. Затем без приключений добрался до Аренсбурга, где — что удивительно! — не встретил ни одного врага и злопыхателя. Правда, по улицам города в дневное время Гедрус Шелига ходил в обличье старика, нацепив длинную седую бороду, напялив на себя ветхое рубище и натянув на глаза войлочный колпак.
Наконец, он сумел выследить Карстена Роде. Это по его поручению Смага — отменный стрелок из арбалета — устроил на капера засаду.
Но дальше все пошло наперекосяк. Кто же думал, что сумасшедший датчанин к тому же такой хитрец? Мало того, что Третьяк едва не отправил Смагу на тот свет, так капер еще и не вернулся на постоялый двор, где его с нетерпением поджидал сам Гедрус Шелига с остальными подручными. Предусмотрительный, дьявол его дери!
Пришлось наниматься на корабль, благо была вакансия. А что оставалось делать? Уйдут каперы в море, и ищи-свищи потом этого Голштинца по всем тавернам Курляндии и Дании. И все бы хорошо, да вот беда: верные псы капитана, московиты Третьяк и Пятой, не отходят от него ни на шаг. Даже спят в каморке возле каюты Карстена Роде. А бойцы они знатные. И чуткие, как гуси, которые спасли Рим.
Гедрус Шелига решил ждать удобного момента. В море до капитана ни ему, ни его помощникам не добраться. (Нет, убить датчанина, конечно, можно. Да вот только Литвина не устраивала перспектива болтаться потом повешенным на нок-рее.) Значит, нужно ждать пиратского загула в портовой таверне после удачного разбоя. По пьяной лавочке можно спроворить дельце тихо и чисто — комар носа не подточит.
Увы, похоже, надеждам этим сбыться не суждено. Гедрус Шелига плохо разбирался в морском деле, но даже со своими скудными познаниями он понял, что «Рыжий лис» лезет прямо в пасть ко льву с тремя коронами, нарисованному на полосатом сине-белом флаге шведского корабля. Скоро лев щелкнет клыками, и Гедрус Шелига со всей своей иезуитской хитростью и непревзойденной способностью выходить сухим из воды в самых сложных житейских ситуациях на сей раз пойдет ко дну.
«Жаль... чертовски жаль! — философски подумал Литвин. — Все могло быть прекрасно... Жизнь и так коротка, а я, идиот, своими руками урезал ее до размера мышиного хвостика. Ну что же, коль пришла пора умирать, нужно по крайней мере уйти достойно. Труса праздновать надо было раньше — когда герцог делал мне свое предложение».
