Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
Уже в те ранние годы нашей дружбы Арманд обладал глубокими знаниями западной, особенно европейской, культуры. Он читал и размышлял над ключевыми произведениями классической и современной литературы на эсперанто[20] и многих других языках, которые изучал благодаря удивительному ассоциативному механизму, открывавшему его разум для любых познаний. Всецело поглощенный изучением и экспериментами над увлекательным и дерзновенным замыслом – слиянием двух самобытных культур, китайской и западной, в попытке преодолеть их разобщенность, – он, конечно, был далек от бурных процессов социальной и политической революции, охватившей Китай.
Наступили смутные годы Культурной революции, ураган, сотрясавший страну в 1960–1970-е. И Арманд сразу оказался в эпицентре этой бури. Искренний поэт был сметен вихрем, а с ним и многие другие «цветы». Незадолго до этого, работая над поэмой «Тан», он написал прекрасные строки, поражающие явным предчувствием:
Я спал весной, не замечая рассвета,
Птичьи трели звенели со всех сторон.
Ночью шел дождь и дул ветер,
Сколько цветов опало, никто знать не мог.
Радикальное безумие того, что десять лет спустя будет осуждено как «Банда четырех»[21], попытка узурпировать народную власть и насильственно подавить маоистское понимание «праведных противоречий», а также последовавшая за этим разрушительная волна анархии – все это было следствием более широкой негативной мировой конъюнктуры. Наиболее очевидным ее проявлением, конечно, была война во Вьетнаме, но не менее значимые события разворачивались и в Китае.
Арманд Су стал одной из многих жертв этого ужасающего террора. Его фанатичные обвинители сразу же объявили его «контрреволюционером».
Уже осенью 1966 года злобные эмиссары «банды» ворвались в его дом на улице Хоупэй, в доме номер один на Кан Нин Ли. Они уничтожили небольшую библиотеку, которую он собирал с таким трудом, сожгли книги, архив писем, накопленный за годы переписки с зарубежными литераторами, стихи, газеты и фотографии. Каждый клочок бумаги методично превращался в пепел на глазах у его престарелой матери. Печатная машинка, считавшаяся дьявольским предметом, символом капитализма, была разбита вдребезги. Конфисковали даже ножницы. Комнаты в доме заняли другие жильцы, оставив Арманду Су лишь крохотную каморку.
После этого разрушительного набега, истекая кровью от побоев, Арманд ночью бежал из Тяньцзиня. Он отправился в скитания по дальним городам, где у него были надежные друзья и куда безумие «красных гвардейцев»[22] – отрядов фанатичной маоистской молодежи, избивавшей и незаконно арестовывавшей «контрреволюционеров», – еще не докатилось с такой силой. Там его жизни ничего не угрожало.
Даже в этой драматической ситуации наша переписка не прерывалась. Письма приходили регулярно, минуя цензуру. Вопреки бурным событиям, я стал хранителем уникального поэтического и художественного наследия моего китайского друга. Еще до катастрофы, благодаря счастливому предчувствию, Арманд время от времени присылал мне объемные посылки со всем, что он написал: стихами, вырезками из газет и журналов со статьями и рецензиями, афоризмами, интервью. Таким образом он сохранил свои и семейные фотографии, начиная с детских лет.
Долгое время я жил в страхе за его безопасность. Письма, уже не напечатанные, а написанные мелким каллиграфическим почерком, чтобы уместить как можно больше на листе и подробно рассказать о невероятных перипетиях судьбы, приходили ко мне регулярно и трогали до глубины души.
К концу 1967 года я понял, что каждое его письмо может стать последним: тревожные мысли, которые выражал мой друг, были похожи на прерывистое дыхание загнанного зверя, постоянно ожидающего своих преследователей. Однако теперь Арманда волновала не столько собственная жизнь, сколько судьба его стихов. В каждом письме звучала навязчивая мольба о его творчестве, которое надежно хранилось на моем столе. Он умолял меня найти способ опубликовать небольшой сборник его произведений на итальянском, что тогда было весьма непростой задачей. Вскоре после этого наступило молчание.
Последнее письмо, в котором он смирился с собственной участью, но не с судьбой своих стихов, пришло ко мне в январе 1968 года. Я вновь написал ему, но ответа не последовало.
Месяцы и годы проходили, от Арманда не было ни единой весточки. Мои неоднократные попытки разыскать его с помощью писем оказались тщетными. У него был дядя, брат отца, профессор в университете США. В нашей переписке я нашел его адрес и написал ему. Дядя ответил, что знает о нашей дружбе, но ему, давно живущему в Америке, было еще труднее получать новости со старой родины. Он считал, что возможно, Арманд не умер, но находится в каком-нибудь отдаленном пограничном районе, обреченный на работу на ферме или в тюрьме. Дядя также безуспешно писал своей невестке, матери Арманда.
В октябре 1976 года, чуть больше месяца спустя после смерти Мао, «Банда четырех» пала, и я понял, что наконец-то появилась возможность что-то узнать. Я пытался найти Арманда и встретиться с ним во время своей первой поездки несколькими месяцами ранее, весной, но Тяньцзинь был строго закрытым городом, куда иностранцам въезд был воспрещен. Я вернулся на следующий год.
Несмотря на тайно распространявшиеся новости о том, что отстраненный от власти Дэн Сяопин готовится вернуться к руководству и, возможно, будет объявлена всеобщая амнистия для всех осужденных во время Культурной революции, моя вторая попытка отправиться в Тяньцзинь на поиски Арманда не увенчалась успехом. Что же с ним случилось?
К этому времени я должен был узнать правду. После десяти лет молчания и двух поездок в Китай мне просто необходимо было попасть в Тяньцзинь, добраться до того переулка рядом с Хоупэй-роуд, собрать хоть какую-то информацию, которая могла бы пролить свет на то, жив ли он, заключен в каком-то лагере или погиб в те трагические месяцы 1968 года. Мои надежды не угасали, но это было все равно что искать иголку в стоге сена, не зная, есть ли она там вообще.
И вот, когда я начал планировать свою третью поездку в Китай, заново открывая для себя страну после почти триумфального возвращения Дэн Сяопина, на мой старый адрес пришло письмо, написанное дрожащим, но сразу узнаваемым почерком. Оно было от Арманда: он был жив, только что вышел из тюрьмы и был признан невиновным.
Я плакал от радости и перечитывал письмо сотни раз. Не теряя времени, я тут же начал планировать поездку. Наконец, после почти двадцати лет, половина из которых прошла в молчании, мы с моим китайским другом юности сможем встретиться лично и обнять друг друга.
Шел февраль 1979 года,
