Вечный Китай. Полная история великой цивилизации - Адриано Мадаро
Я любил Китай и старался всеми способами сложить независимое мнение об исторических событиях. Меня влекла его революционная история, стремление к созданию нового мира.
Но Культурная революция ранила мои чувства, поскольку я не понимал ее причин. В поисках ответов я погрузился в исследования и подготовку диссертации на тему: «Страна вынужденного бунта», – начиная с крестьянских восстаний при императорских династиях и фокусируясь на периоде с Первой опиумной войны[10] до основания новой республики в 1949 году.
Думаю, что в те накаленные и противоречивые годы я был одним из немногих западных студентов-«революционеров», которые полюбили Китай таким, каким он был в своей глубокой сокровенности, а не за то, каким он предстал в политический период, совсем не связанный с великой духовной традицией предыдущих китайских народных войн, особенно маоистской войны 1927–1950 годов[11].
Поэтому, в то время как многие мои однокурсники, бывшие американофилы, становились фанатами маоизма, а еще позднее – израильской политики, я оставался верным другом Китая. Это были тяжелые годы, годы, которые еще предстоит глубоко осмыслить. Затем началась политика «пинг-понга»[12], последовавшая за падением Линь Бяо, военного и политического лидера, который управлял Китаем в годы «большого хаоса» (1966–1971) и в итоге был убит по приказу Мао[13], когда бежал в Советский Союз.
В Мао Цзэдуне меня впечатлила его решимость пригласить президента США Ричарда Никсона в Пекин, несмотря на развешанные по всему аэропорту баннеры против американского империализма. Это были жестокие годы Вьетнама[14], и Мао сделал свой ход с мужеством, в котором и по сей день видится что-то невероятное.
Между тем мое путешествие все еще оставалось несбыточной мечтой, хотя после «Шанхайского коммюнике»[15], подписанного Никсоном и Чжоу Эньлаем (премьер-министром Народной республики с 1949 года и до смерти в 1976 году), Италия наконец признала Китай.
Довольно скоро в Риме открылось китайское консульство, и меня пригласили на прием. Там я познакомился с генеральным секретарем, который стал моим другом и после того, как оставил должность генерального консула в Милане и переехал в Пекин на пенсию. И именно он, Чен Баошун, выдал мне мою первую визу в Китай, это был апрель 1976-го. В начале 1979-го, после десяти лет молчания, Арманд Су написал мне письмо, в котором рассказал, что его признали невиновным и выпустили из тюрьмы. Я сразу же поехал его навестить, это была трогательная встреча, которой газета Гуанмин Жибао[16] посвятила целую страницу. Арманд женился, у него родилась дочь, но поразивший его в тюрьме паралич прогрессировал, и в 1990 году он умер.
У меня осталось чувство вины, как будто я не сделал достаточно для сохранения памяти о нем. Но китайский народ не забыл его: стихотворение Арманда «Я люблю тебя, Китай» положили на музыку, а его рассказ, в котором даже упоминается наша дружба, вошел в детские комиксы.
В 1976 году, когда я впервые приехал в Пекин, я был уверен, что этот период станет важной вехой в моей жизни. И правда, с тех пор Китай стал моим вторым домом. Я могу утверждать, что являюсь редким свидетелем изменений, произошедших за последние полвека: от увядающего Мао, когда отголоски Культурной революции угасали на горизонте, до эпохи после Мао, когда произошел арест «Банды четырех» (четыре ультра-радикальных лидера Культурной революции: Цзян Цин, жена Мао, Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и Ван Хунвэнь) в октябре 1976 года. Они были арестованы в 1981 году по обвинению в подготовке государственного переворота. Затем последовало возвращение к власти Дэн Сяопина[17] в 1978 году и начало модернизации по формуле «рыночного социализма» под руководством Си Цзиньпина[18]. В общем, я увидел и пережил все, что произошло за эти сорок лет, которые перевернули мир.
Мое личное отношение к этим событиям всегда было обусловлено моим «китайским духом», взращенным уникальным опытом путешествий в далекие и недоступные регионы, гостеприимством моих восточных друзей, их человеческими переживаниями и уважением к своей стране, которая в течение 2500 дней радушно принимала меня с искренними дружелюбием и добротой.
Я с ностальгией вспоминаю многие лица и голоса, которых уже нет, но с которыми мне посчастливилось познакомиться через политику, историю, культуру и обычную жизнь. Я помню множество знаков вежливости и доброты, которые я не встречал больше нигде в мире.
Тем временем, в 1991 году, в честь 700-летия отправления Марко Поло из Китая в Венецию, по инициативе известного итальяниста Лу Тонлю я был включен в Постоянный совет управляющих Китайской академии международной культуры. Быть единственным членом некитайского происхождения в этой престижной культурной организации – большая честь для меня и по сей день.
За последние двадцать лет я путешествовал настолько часто, что пересек весь Китай вдоль и поперек: от северных регионов Дунбэя до южного острова Хайнань, с тремя посещениями Тибета. Уже тридцать лет меня сопровождает мой верный друг Лу Синь, пекинец из Шанхая, который помог мне погрузиться в чуткий и глубокий мир Китая. И это не просто слова, это истина.
Ни разу за 216 поездок у меня не возникало проблем, даже мелкой кражи или грубости. При забавных попытках надурить меня на рынках, где продается «поддельный антиквариат», я отпугиваю мошенников волшебным словом jiade, которое означает «подделка». И все заканчивается смехом торговца и похвалой моей китайскости.
За все эти годы я собрал впечатляющую коллекцию старых фотографий и гравюр, документирующих Китай прошедших дней. Изучая на этих изображениях «лицо» старого Пекина, я вместе со своими образованными друзьями-китайцами сокрушался об утере древней городской стены, большей части ее монументальных ворот и нескольких храмов. В настоящее время я работаю над книгой, посвященной великой имперской урбанистике Пекина, чтобы хотя бы таким образом сохранить память о ней.
Сегодня столица Китая – это город нарочитой современности, который поражает грандиозностью общественных работ и городским убранством, растущей эффективностью дорожной сети, бесспорным улучшением уровня жизни граждан.
Я помню, как однажды вечером в конце 1990-х, перед тем как вернуться в Италию, я прогуливался по большой улице Цяньмэнь и был приятно удивлен, увидев новый pailou (пайлоу)[19], восстановленную практически в оригинальном виде арку, на том месте, где ранее находился старинный пайлоу, разрушенный в 1950‑х годах и который я «знал» только благодаря старым фотографиям.
Вечером того же дня, собрав чемоданы, я прочитал в газете China Daily новость, которая привела меня в восторг. В газете был опубликован призыв к населению помочь властям в сборе старых кирпичей с южного участка
