Приказано молчать - Геннадий Андреевич Ананьев
Когда он добрался до того места, где черный камень образовывал треугольник, и заглянул туда, то увидел стену из завала камней.
Все правильно. Так и говорил Илья Капалин. Стена спрессована мощно. Щели между камней илом забило. Лаза нет. Он тщательно осмотрел каждый камень и только в самом углу, в темноте, разглядел несколько камней, не забитых илом и песком. Неужели забран вход? Он подполз ближе. Потрогал камни. Так и есть – двигаются с места. Он вынул всего несколько камней и увидел черный провал.
«Пещера!» – мелькнула догадка, и Борисов пополз в черную пустоту, а протиснувшись в нее, понял, что действительно попал в пещеру. Глаза его стали привыкать к темноте, он различал острые камни, торчавшие с боков и с потолка. Медленно, почти бесшумно, он подымался по неровному каменному дну. Далеко впереди мелькнула узкая полоска света.
«Еще один выход, но в каком месте? – подумал Борисов. – Наверняка в ущелье. Но сейчас нужно смотреть и слушать. Тот, кто оставил след под водопадом, может быть здесь».
Вынув пистолет из кобуры и держа его перед собой, лейтенант снова тихо двинулся вперед.
Шум водопада сюда не проникал. В пещере была непривычная, какая-то мертвая тишина. Только звуки осторожных шагов нарушали ее. Вдруг оттуда, где светилась полоска, донесся звук, похожий на стон.
Лейтенант остановился и замер. Тихо. Решив, что это ему показалось, что какой-то звук проник из ущелья, он вновь стал подниматься вверх. Через минуту Борисов опять услышал стон и снова замер. Минута, вторая, третья…
Борисову казалось, что он очень долго вслушивается в мертвую тишину, но терпеливо ждал, чтобы еще раз услышать стон и определить, далеко ли стонущий. Теперь лейтенант был почти уверен, что в пещере – человек. Может быть, даже тот, кто поджег колхозный ток.
Стон наконец повторился. Борисов, прижимаясь к стене, начал двигаться еще осторожней. Показался грот. На середине грота на разостланном чапане лежал человек. Борисов, все так же держа пистолет перед собой, остановился. Несколько метров в густом полумраке, отделявшие их, мешали рассмотреть спящего, но лейтенант по чалме определил, что человек был из-за реки…
Лейтенанта, тащившего на спине нарушителя, увидели с вышки, и начальник заставы сам на «газике» выехал ему навстречу.
– Любуйтесь, – сняв со спины связанного человека и облегченно вздохнув, проговорил Борисов. – Вот вам, товарищ майор, и факты.
На земле лежал старик и стонал; редкая седая борода его вздрагивала. Чапан из грубой шерсти, какие обычно носили в прошлом бедняки, был мокрый и топорщился на тощем теле старика.
– Где ты его взял?
– В пещере. Под водопадом. Выход в ущелье не виден, скалой закрыт. Там, наверное, и Дамеш с пастухом прятались от жениха, там и Шакирбай с обоими головорезами прятался. А уходили за границу по реке. Видите, не высохла еще одежда. Но уже годы не те, принял ледяную ванную – и богу душу отдает.
– Легенда с продолжением, – задумчиво проговорил майор Рудков. – И, можно предположить: это еще не конец. Теперь наряды в ущелье надо высылать к выходу из пещеры. По этому маршруту могут и агентуру пускать. Не унесут свою тайну в могилу бандиты, заработать захотят на этом.
– Капалина вызовите.
– Пригласим стариков. Они помнят бандитов. Много крови здесь пролилось в тридцатые годы.
Приглашенные начальником заставы узнали в изможденном старике самого Шакирбая. Почти каждому их тех, кто стоял сейчас в комнате чистки оружия, куда положили задержанного, банда принесла немало горя: у одного были уведены корова или овцы, у другого изнасилована жена, у третьего и по сей день видны еще шрамы от сабельных и ножевых ран, и попадись Шакирбай лет тридцать назад в руки этих людей, его бы судили безжалостно. Но сейчас старики смотрели на метавшегося в жару бандита скорее с сожалением, чем с ненавистью.
– Уж спокойно бы и помирал, раз дорогу не ту выбрал. И так греха на душе сколько. Дак нет, все лютует, норовит пакость устроить, – проговорил один из стариков.
– И то подумать – хозяином был. Теперь небось нищенствует. Как не лютовать?! – как бы оправдывая Шакирбая, ответил другой.
Как только лейтенант Борисов узнал, что задержал самого Шакирбая, он решил позвонить в штаб части, чтобы доложить своему начальнику и о том, почему не выехал своевременно на другую заставу, и о задержанном бандите, но дежурный телефонист ответил лейтенату, что начальна политотдела в кабинете нет.
– Соедините с общим политотделом, – попросил Борисов и немного погодя услышал:
– У телефона майор Данченко.
– Лейтенант Борисов говорит.
– А-а, Сергей, ты еще в Подгорновке? Ну что я говорил. Застрял?
– Шакирбая я задержал.
– Как, задержал?!
– Вытащил из пещеры.
– Какая еще пещера?!
– Под водопадом. Прошу, доложите начальнику политотдела, что завтра утром выезжаю. Я не дозвонился.
Рассказы
Золотые патроны
Кирилла Нефедовича Поддубного, колхозного пасечника, я навещал часто.
Нефедыч, как звали его все, жил в долине в небольшом доме у берега озера. Рядом с домом рос развесистый дуб. Дед, с уважением поглядывая на него, любил говорить:
– Фамилия моя Поддубный – под дубом мне и жить. – И, помолчав немного, добавлял: – В силу входит, а я – того, восьмой десяток доскребываю…
Скажет и – вздохнет.
Вообще-то Нефедыч вздыхал редко; он был весел, немного суетлив, с утра до вечера возился возле ульев, рядком стоявших на опушке рощи, и сам был похож на трудолюбивую пчелу. Рощу: карагачи, ивы, ясень – гектаров двадцать – Нефедыч посадил и вырастил сам. Люди назвали эту рощу по фамилии хозяина, чуть переделав окончание – Поддубник.
Подружились мы с Нефедычем давно, в те годы, когда я командовал заставой, которая стояла километрах в восьми от пасеки, за небольшим перевалом. Хозяин Поддубника часто, особенно зимой, приходил к нам в гости. Зайдет, снимет солдатскую шапку, куртку, тоже солдатскую, одернет и поправит гимнастерку, расчешет обломком расчески негустую белую бороду и сразу:
– Где тут Витяка, внук мой?
А Витяк, наш четырехлетний сын, уже бежит к нему. Радостный. Заберется на плечи, запустит ручонки в бороду и допытывает:
– Почему, деда, у тебя борода?
– Пчел из меда вызволять. Какая залипнет – я ей бороду и подам. Лапками она хвать за волосинку, я ее в озеро несу. Пополоскаю, значит, ее в озере, она и полетит за медом. Я другую тащу. Рукой-то нельзя – ужалит.
– Обманываешь, обманываешь, обманываешь!
– Истинный хрест, правда, – смеется Нефедыч.
Вечером,
