Бернард Корнуолл - Рота стрелка Шарпа
Шарп решил сменить предмет беседы:
— Знаешь, сколько в сегодняшней стычке полегло народу?
— В сегодняшней? Мне казалось, что уже неделя, а то и месяц прошёл.
— Наших — около сотни. Французов — три сотни плюс те, что потонули при отступлении.
— По нашим сводкам французов всегда гибнет в два-три раза больше. А французы, небось, своему начальству докладывают о тысячах загубленных англичан.
— Ну и пусть. Зато и навредить не успели.
— Согласен.
Французы надеялись разрушить параллель до такой степени, чтобы заставить врага восстанавливать её с нуля. Это дало бы осаждённым дополнительную неделю, что увеличило бы шансы гарнизона получить помощь от полевой армии. Харпер вынул пробку из горлышка очередной бутылки:
— Атака будет жестокой.
Предложив бутылку Шарпу, ирландец осторожно сказал:
— Есть у меня одна идейка.
— Выкладывай.
— Я хочу вызваться в «Форлорн Хоуп».
Шарп засопел:
— Не будь идиотом, тебе, что, жить надоело?
— Я не хочу быть идиотом, я хочу опять быть сержантом. Замолвите за меня словечко?
— Сомневаюсь, что ко мне прислушаются.
Харпер гнул свою линию:
— Замолвите или нет?
Шарп не мог себе представить, что Харпер умрёт. Ещё меньше ему нравилась перспектива самому послать ирландца на смерть. Он покачал головой:
— Нет.
— То есть, «Форлорн Хоуп» хороша для вас, но плоха для грязного ирландца? — В голосе Харпера звучало негодование.
— Откуда тебе это известно?
Почувствовав, что Шарп вот-вот капитулирует, ирландец улыбнулся:
— Сколько мы уже вместе? Мария, Матерь Божия, я, может, и не большеголовый умник, но кое-что смыслю. Вы теряете звание и тут же лезете на французские штыки со своей кавалерийской ковырялкой, готовый в любой момент расстаться с жизнью, только бы не со своей чёртовой гордостью!
Шарп крякнул: сказано было грубовато, но верно, ничего не попишешь:
— А ты-то чего суёшься?
— Я хочу вернуть свои нашивки.
— Гордость?
— Почему бы и нет? Не люблю, когда надо мной смеются за глаза.
— Тебе для этого ни к чему нашивки, достаточно мускулов.
— Не спорю, но я ещё и не хочу, чтобы кто-то мог вякнуть обо мне: «Он спёкся!» Так что, вы в списке?
— Я вызвался, но списки будут составлять перед самой атакой.
— Я могу рассчитывать, что вы прихватите и меня?
Шарп с величайшей неохотой кивнул:
— Да.
Ирландец оскалился:
— Значит, будет надеяться, что вас выберут.
— Не надеяться, а молить о чуде!
— Никаких чудес! В чудесах нет ничего хорошего, — он сделал глоток из бутылки, — Взять святого Патрика. Да, он выгнал из Ирландии всех змей. Чудо? Чудо. И к чему это чудо привело? Прошло пару веков, и место змей заняли англичане. Думаю, старик в гробу перевернулся. Змеи-то были получше!
— Будь Ирландия раз в пять крупнее Англии, вы то же самое проделали бы с нами.
— Вот это и есть чудо, которое стоит молитвы.
Пушки грохотали во тьме справа от них, через реку, выплёвывая пламя, отражавшееся в непроглядных водах Гвадианы.
— Есть ещё одно чудо, о котором я молю Господа. — сказал Харпер без обычного шутовства, — Застать Хейксвелла врасплох.
Он указал на Бадахос:
— В одном из тех узеньких переулочков я бы оторвал его мерзкую башку.
— Похоже, ты всерьёз рассчитываешь перебраться через стену?
— А вы, сэр, всерьёз надеетесь погибнуть со славой?
— Пожалуй, нет.
Однако совсем недавно он всерьёз не думал о потере капитанства, о потере роты и в самом дурном сне едва ли мог бы себе представить, что будет присутствовать при наказании Патрика Харпера плетьми. Сырая и промозглая ночь истекала, приближая претворение в реальность худших из грёз.
ГЛАВА 15
— Рота! — зычную, с нажимом на последний слог, команду подхватили другие сержанты, — Равняйсь! Смирно!
Полк был построен неполным квадратом: две стороны по три роты и третья, более протяженная, — четыре. В центре каре стояли треугольные козлы, рядом — старшие офицеры верхом.
Команды звучали за командами, солдаты выполняли артикул за артикулом, пальцы скользили по мокрому дереву лож, оковка прикладов плюхались в слякоть. Всё заливал до чёртиков надоевший дождь.
Сержанты окостенело промаршировали к своим капитанам, щёлкнули каблуками, разбрызгивая грязь и отдали честь:
— Рота построена, сэр!
— Батальон к экзекуционному смотру готов, сэр!
— Хорошо, майор. Вольно!
— Полк! — голос Колетта на миг перекрыл вой ветра, — Вольно!
Новое колыхание строя, новые брызги.
Шарп, с гудящей после ночной пьянки головой, стоял с Лёгкой ротой. По уставу или нет, — здесь было место Шарпа, Раймер это понял, и даже Хейксвелл не посмел ничего вякнуть. Дэниел Хэгмен, убелённый сединами стрелок, намекнул бывшему командиру, что рота на грани бунта. Он, конечно, преувеличивал, но Шарп видел, что люди взвинчены и озлоблены. Единственная добрая весть состояла в том, что Уиндхэм уменьшил назначенное Харперу наказание до шестидесяти плетей. Майор Хоган нанёс визит полковнику и, хотя и не преуспел в попытках доказать невиновность соотечественника, всё же достаточно впечатлил Уиндхэма описанием доблести и подвигов Харпера.
— Полк! Смирно!
Появился Харпер, сопровождаемый двумя конвоирами. Он был обнажён по пояс, но словно не замечал пронизывающего ветра с дождём. Увидев свою роту, ирландец озорно подмигнул товарищам.
Харпера подвели к козлам, запястья притянули ремнями над головой, широко расставленные ноги — к основанию. Распоряжающийся экзекуцией сержант втолкнул ирландцу меж зубов сложенный кусок кожи (чтобы тот не откусил от боли язык). Полковой врач, болезненного вида субъект с вечно сопливым носом, осмотрел спину Харпера и дал заключение, что ирландец здоров и может быть подвергнут наказанию. Последний штрих — кожаный ремень плотно притянул тело ирландца животом к деревянной раме. Майор Колетт доложил полковнику о готовности, Уиндхэм кивнул: «Приступайте!»
Забили барабаны. Распорядитель дал отмашку двум дюжим парням:
— Раз!
Шарп помнил это. Его самого пороли много лет назад на площади занюханной индийской деревушки. Для него не сбивали деревянных козлов, его прикрутили к телеге. Он помнил саднящий зуд в запястьях, стянутых ремнями, кислую вонь кляпа в зубах, помнил первый удар, боль в спине и невольное удивление оттого, что она оказалась не такой сильной, как Шарп ожидал. Он почти свыкся с ней и едва не возмутился, когда доктор приостановил наказание для проверки состояния штрафника. Удары сыпались с двух сторон, и боль превратилась в БОЛЬ, когда плети содрали кожу с мясом и после удара отлетающая плеть открывала белизну обнажённых костей, мгновенно закрашивающихся кровью.
