Крепостное право - Мария Баганова
Далее актриса описывает грязное приставание князя и то, как она его отвергла.
– Я тебя научу забываться! Кому смеешь говорить! Я, дескать, актриса, нет, ты моя крепостная девка, а не актриса… – пригрозил ей князь.
Последовало наказание: у молодой женщины отняли лучшие роли, ее держат взаперти, ее оскорбляют… Но хуже всего то, что последние слова князя врезались ей в память: «антонов огонь сделался около них…» «Я не могла отделаться от них, забыть… С тех пор я постоянно в лихорадке, сон не освежает меня, к вечеру голова горит, а утром я как в ознобе». От сознания, что она – крепостная, что она не человек, а вещь, женщина заболевает и медленно умирает.
Конечно, многие исследователи – историки и литературоведы – пытались установить, имела ли место в действительности такая история или образ Анеты обобщенный. Оказалось, что у героини был вполне реальный прототип.
В 1956 году литературовед и переводчик Теодор Соломонович Гриц опубликовал в «Литературном наследстве» свою интереснейшую находку – дневниковую запись собирателя русских сказок Афанасьева, близко общавшегося с Щепкиным. Щепкин рассказал Афанасьеву, что героиня «Сороки-воровки» – актриса Кузьмина. К сожалению, ни ее имени, ни даже года рождения мы не знаем.
Сценическая деятельность Кузьминой началась в театре казанского помещика, отставного гвардии прапорщика Павла Петровича Есипова. Неоднократно приезжавший в Казань в бытность чиновником Коллегии иностранных дел Филипп Филиппович Вигель писал в своих знаменитых «Записках», что Есипов «чувственным наслаждениям своим не знал ни меры, ни границ». В его театре после спектакля актрисам дозволялось выходить к гостям, причем одеты они были как светские дамы и вели себя почти так же. «Я крайне удивился, – говорил Ф.Ф. Вигель, – увидев у него с дюжину довольно нарядных женщин. Я знал, что дамы его не посещают – это всё были Фени, Матрёши, Ариши, крепостные актрисы хозяйской труппы; я еще более изумился, когда они пошли с нами к столу и когда, в противность тогдашнего обычая, чтобы женщины садились все на одной стороне, они разместились между нами так, что я очутился промеж двух красавиц».
К Кузьминой Есипов относился очень хорошо и постарался дать талантливой актрисе образование: в Казани с ней занимались профессора тогда еще недавно основанного университета. Крепостная девушка овладела французским, немецким и английским языками. Могла читать Шекспира в подлиннике. Она бывала в Петербурге, встречалась с Иваном Афанасьевичем Дмитревским – одним из зачинателей русского театра.
Но затем Есипов скоропостижно умер. Он обещал своим актерам вольные, но обещание свое не выполнил, и всю труппу распродали с молотка. Кузьмину и еще нескольких ее товарок за 300 тысяч рублей купил граф Каменский. Она стала звездой его театра.
О талантливой актрисе писали газеты – «Друг Россиян», «Северная почта» и «Московские ведомости». «Кузьмина, – сообщал «Друг Россиян» в № 2 за 1816 год, – своими отличными дарованиями приобретшая особенное внимание орловской публики, справедливое имеет пред прочими своими компаньонками преимущество. В трагедиях и драмах пленительные чувства она представляет наподобие самой Мантуани, – в операх она является с великолепием и улыбкою неподражаемой Замбони, а в комедиях по своей ловкости и веселости кажется быть другая Кетнер».
Князь И.М. Долгорукий писал о ней: «Кузьмина даже так хороша в разных своих превращениях, что ей бы и в Москве, между свободными талантами, ударили в ладоши». Напомним: аплодисменты без графского разрешения в театре Каменского были запрещены, но когда играла Кузьмина, это правило порой нарушалось: так, актрису наградили бурной овацией после комедии «Физиогномист и хиромантик». Газеты писали, что «орловская публика столь довольна была ее игрой, что для изъяснения своей благодарности требовала ее и, вызвав, наградила громкими рукоплесканиями».
Известны и другие ее роли: шекспировские Корделия, дочь короля Лира, и Дездемона из трагедии «Отелло», Луиза из трагедии Шиллера «Коварство и любовь». «Друг Россиян» писал: «В трагедии “Коварство и любовь” отменно хорошо отличились г. Барсов в Фердинанде, Кузьмина в Луизе, г. Соколов в Миллере, Протасов в Вальтере и Козакова в леди Мильфорд. Фердинанд и Луиза довершили весьма чувствительную картину, извлекшую слезы у зрителей». Обратите внимание: перед некоторыми фамилиями стоит сокращение «г.», то есть господин, а перед другими его нет. Так различались свободные и крепостные актеры.
Спустя всего лишь два-три года после смерти Кузьминой в театре Каменского погиб еще один талантливый актер – Иван Хромых. Его увидел на сцене директор московских императорских театров Ф.Ф. Кокошкин и предложил Каменскому выкуп – тысячу рублей. Граф, хотя сам давно обещал отпустить Ивана на волю, теперь вдруг взял да и отказал. Актер, утратив надежду на освобождение, застрелился, это произошло в 1824 году.
Понятно, почему по прошествии нескольких лет театр графа Каменского пришел в упадок. «Талантов нет, играют только сносно», – констатировал И.М. Долгорукий.
Прасковья Жемчугова
По сути, сералькой была и знаменитая крепостная актриса графа Николая Петровича Шереметева – Прасковья Жемчугова (1768–1803). Настоящая фамилия ее была Ковалёва, если это вообще можно назвать фамилией: ее отец был кузнецом, то есть ковалём, от слова «ковать». Вот и приклеилось – ковалёва дочка. Иногда ее называют Кузнецовой, а иногда – Горбуновой, так как ее отец был горбат.
Семи лет Парашу забрали из семьи, дабы обучать танцам и пению. В театральной школе она получила новую фамилию, более подходящую для актрисы. Ее товарками были Арина Яхонтова, Аня Изумрудова и Таня Гранатова.
Прасковья выросла очень красивой и обладала великолепным сопрано с очень большим диапазоном – четыре октавы. Ее вокальный репертуар мало кто теперь может исполнить. Очень скоро она стала звездой крепостного театра Шереметевых и… звездой его гарема.
Историю их любви принято идеализировать, но так как Параша, да и многие ее подруги-актерки были девушками образованными, они сложили стихи-песни, которые дошли до нас и выражают крестьянскую точку зрения на всё произошедшее. А она далеко не столь романтична.
Во-первых, оказывается, что у Параши был жених – сын крестьянина Егора, которого некоторые стихотворения называют Ванюшей. И Параше он нравился. Но, рассмотрев пригожую девушку, барин решил по-своему:
– «Не тебя ли, моя радость, Егор за сына просит? Он тебя совсем не стоит, не к тому ты рождена. Вот ты завтра же узнаешь, какова судьба твоя. Ты родилася крестьянкой, завтра будешь госпожа!»
Прасковья ошарашена, она в растерянности советуется с подружками. Весьма примечательно, что ей отвечают: «Все подруженьки взглянули, улыбнулись надо мной:
– Его воля, его власть, куда хочет и отдаст!»
То есть сама Прасковья чувствовала себя игрушкой в руках всевластного барина. Она обещала себе: «Хоша барыней я буду, я Ванюшу не забуду. Я Егорову семью всю оброком слобожу. Вот я милого Ванюшу на волю отпущу!»
Но чувства графа оказались сильны. Шереметев искренне полюбил Парашу. Именно для нее он построил в Останкинском дворце театр, который снабдил самой новейшей по тем временам сценической механикой. Театр этот сохранился, механика – нет.
В 1796 году Прасковья тяжело заболела – чахотка. Больше она не могла петь. Здоровье графа тоже оставляло желать лучшего. Без Параши театр перестал его интересовать. Он распорядился выдать
