Крепостное право - Мария Баганова
Актеры знали цену этих ошибок – 25 розог.
А вечером они должны были давать представление и изображать знатных людей. И снова слышали «ласковые» замечания:
– Сашенька, тебе не удалась роль, графиня должна держать себя с большим достоинством.
И в 15–20 минут антракта графиню-Сашеньку безжалостно пороли.
«Затем опять та же Саша должна была или держать себя с полным достоинством графини, или играть в водевиле и отплясывать в балете», – писал священник.
«Как ни бьешься, как ни стараешься, но никак не можешь представить себе, – продолжал «сельский священник», – чтобы люди, да еще девицы, после розог, да вдобавок розог кучерских, забывая и боль, и срам, могли мгновенно превращаться в важных графинь с «достоинством» или прыгать, хохотать от всей души, любезничать, летать в балете и т. п., а между тем должны были и делали, потому что опытом дознали, что если они не будут тотчас из-под розог вертеться, веселиться, летать, прыгать, то опять кучера… Они знают горьким опытом, что даже за малейший признак принужденности их будут сечь опять и сечь ужасно. Представить ясно такое положение невозможно, а однако ж всё это было. Такие усилия, чтобы тотчас из-под кучерских розог хохотать и плясать, может делать человек только или при непомерном страхе, или когда он доведен до скотоподобия. Как шарманщики палками и хлыстами заставляют плясать собак, так и помещики розгами и кнутьями заставляли смеяться и плясать людей».
И.М. Прянишников. Возвращение с ярмарки. 1883
Известностью в провинции пользовались театры графа Сергея Михайловича Каменского в Орле и князя Николая Григорьевича Шаховского в Нижнем Новгороде.
Первоначально князь Николай Григорьевич Шаховской давал представления в собственном доме, потом стал выезжать в соседние поместья, а затем – на Макарьевскую ярмарку.
Ему принадлежало огромное поместье – Юсупово в Ардатовском уезде. У него была большая дворня – более четырехсот человек. Многих он приказал обучить музыке, пению, танцам, и они выступали в домовых театрах в Москве и Юсупове. С 1798 года князь Шаховской постоянно стал жить в Нижнем Новгороде и захотел продемонстрировать местной публике свою незаурядную труппу. Он выстроил здание театра на углу улиц Большая и Малая Печерки. Зал вмещал около тысячи человек, но каждый день был полон. Стоимость кресла составляла 2 рубля 50 копеек, а прочие места стоили 1 рубль. Сбор составлял до двух тысяч рублей за представление.
О том, каким был уровень этого театра, мнения мемуаристов разнятся. Нижегородский писатель Александр Серафимович Гацисский утверждал, что «князь был человеком, знавшим и любившим театр». Многие считали, что качество игры крепостных актеров Шаховского было на высоте. Самым худшим, по мнению мемуариста князя Долгорукова, в театре было освещение, поскольку «везде горит сало и обоняние портит». Из-за этого освещения уже после смерти Шаховского случился пожар, и здание выгорело дотла.
А вот злой и острый на язык Филипп Вигель писал, что «Шаховской не имел никакого понятия ни о музыке, ни о драматическом искусстве, а между тем ужасным образом законодательствовал в своем закулисочном царстве».
Шаховской обращался со своими актерами жестоко и за провинности надевал им рогатки на шею, приковывал к стулу, наказывал палками и розгами. У этого крепостника-театрала была такая блажь: он требовал от своих актеров величайшей благопристойности, состоявшей в том, чтобы актер никогда не мог коснуться актрисы, находился бы всегда от нее не менее как на аршин[30], а если по сюжету актриса должна была падать в обморок, то ни в коем случае нельзя было ее обнять, а только лишь целомудренно поддержать.
Шаховской сам подбирал пьесы для постановок и предпочтение отдавал классическому репертуару. В основном давали комедии, иногда – драмы, редко – балетные представления.
Труппа была большой – около ста человек. Актеры жили в большом деревянном доме, стоявшем позади театра и разделенном на две половины – мужскую и женскую. Общение между актерами и актрисами было строго запрещено. При девушках приставлена смотрительница – госпожа Заразина.
Шаховской поддерживал в труппе железную дисциплину, которую современники сравнивали с монастырской. Все актрисы его театра были очень молоды: по достижении ими 25 лет князь выдавал их замуж – за актеров. Причем согласия на брак спрашивал только у мужчин. Без спроса князь и переименовывал артисток. Ему не нравились простонародные имена – Акулина, Фёкла, Февронья, и потому Акулина превращалась в Фатьму, а Февронья – в Зарю. Жалованья крепостные актеры не получали, им выдавали лишь «харчевые» по 5 рублей в месяц взрослому и по 2 рубля 50 копеек малолетнему.
Актеров и актрис учили читать, дабы они могли прочесть и выучить пьесу. А вот писать им строго воспрещалось, якобы в интересах нравственности: дабы девицы не могли написать любовные записки. За ошибки на сцене, за другие провинности актеров подвергали телесным наказаниям.
Учили актеров и светским манерам, этим занималась сама княгиня Шаховская. Актерам по приказу князя приходилось присутствовать и на балах. Актрисам – в качестве партнерш для танцев, а актерам – как лакеям.
Театр графа Каменского
Граф Сергей Михайлович Каменский – «первый в Орловской губернии вельможа» – тратил на свой театр громадные деньги. Впрочем, он мог себе это позволить: ведь Каменскому принадлежало семь тысяч душ крепостных крестьян.
«Дом обширный, великолепный! – писал об усадьбе Каменского князь Иван Михайлович Долгорукий, побывавший в Орле в 1817 году. – В нем богатая домовая церковь, галереи для торжественных столов пространные. Служителей батальон, свои актеры, своя музыка всякого рода и вся боярская роскошь в полном виде; у всех крылец кирасиры на часах, чего мы и в Москве не видим».
Здание театра было немного меньше, чем у Шаховского, – всего на 500 мест. Но постройка стоила не меньше: граф очень торопился, и строили спешно, вот и вышло дорого. К тому же отделан зал был куда роскошнее, а на занавесе был изображен бог Аполлон и девять муз – покровительниц различных родов искусств.
Стихи на открытие театра в Орле 26 сентября 1815 года сочинил местный учитель гимназии – С.П. Богданович. Театр он называл «ума и вкуса храм» и далее восхищался:
Утехи разума и вкуса —
Любезные самим богам —
Предмет Парнасских сёстр союза
Сюда, сюда, скорее к нам!
Забавны, резвы и игривы —
с вечносмеющимся лицом —
Приятны, веселы, шутливы
С невеждою и с мудрецом.
Замысловаты, вольны, смелы,
Храня приличия пределы,
Правдивы с тонкой востротой
И тонки с милой простотой.
Приглашенных на первый спектакль встречали капельдинеры в ливреях с красными, синими и белыми воротниками, что означало различные степени служителей театра. Они просили занимать места, определенные самим графом: два яруса лож и бенуар – для знати, партер – для господ офицеров, галерея – для публики попроще. Сборы за спектакль составляли 500–600 рублей ассигнациями – сумма по тем временам немалая.
«Царская ложа» предназначалась семье самого графа Каменского. Зрителям были розданы афиши, в которых помимо другой информации было написано: «Всякие аплодисменты строжайше возбраняются и могут совершаться лишь по сигналу его сиятельства, владельца театра или его превосходительства, господина начальника губернии».
Неизвестный художник. Домашний спектакль. 1830-е
Кроме труппы у Каменского было еще два оркестра: инструментальный и модный в те годы роговой, каждый человек по 40. Денег на свой театр Каменский не жалел! Известно, что за постановку пьесы «Халиф Багдатский» граф заплатил более 30 тысяч рублей. А за талантливых актеров – мужа и жену Кравченковых с шестилетней дочерью Груней, которая хорошо танцевала с кастаньетами испанский танец качучу и старинный французский танец тампет, Каменский отдал другому
