Приказано молчать - Геннадий Андреевич Ананьев
Вот тебе – на… А говорила, что первый раз сюда попала. К тете, мол, шла, узнать, жива ли. При немцах, мол, ходила, после, как прогнали их, первый раз. Хвалила еще бойцов, что пожалели. Немцы, по ее словам, ни за что бы не подвезли. Но если она первый раз едет, откуда ей знать о пропускном пункте? Спросил еще раз:
– А, может, рано? Сколько до поста?
– Зовсим близько.
Она уже поднялась со скамейки и протиснулась к борту, начала уже поднимать ногу, но сержант ласково и вместе с тем настойчиво попросил:
– Садись-ка, девонька, на свое место.
Те, кто не из запасников, сразу поняли, что сержант заподозрил неладное, остальные же, а их было большинство в кузове, не вдруг осмыслили случившееся. Да и игривость, царившая только что здесь, не сразу могла улетучиться. Кто-то из бойцов бросил шутливо:
– Что, командир, приглянулась?
– А что, не подхожу разве? – в тон остряку ответил сержант. – Иль статью не вышел?
Гуцулка в слезы. С причитанием. С фашистами, дескать, боялись общаться, надругаться могли, а тут свои, чего, думала, не ехать, но гляди, как поворачивается дело. Все одно, выходит, что захватчики, что освободители. Кабелюки.
Притихла машина. Стыдно всем. Даже сержанту, только крепится он, не отпускает задержанную. Себя успокаивает: «Проверят на КП, если ошибка, извинюсь. А что посадили, пусть поругают. Поделом».
На КП с проработки, собственно, и началось. И взводный, а за ним и ротный гневно попрекают:
– По какому праву?!
Сержант, понятное дело, виноватится, но когда утих немного гнев офицеров, он доложил:
– Имею подозрение. Нужно досмотреть ее. Вот, глядите на бусы.
Пуще прежнего запричитала, обливаясь слезами, дивчина, но именно это-то окончательно выдало ее: фальшивость в плаче даже самой искусной актрисы опытные пограничники (сама служба приучила их к особой наблюдательности) обязательно почувствуют. Тут же позвали медсестру, завели во времянку и притихли, ожидая, чем окончится осмотр.
Не долго сомневались, правы были они или нет. Пистолет у задержанной, схема какая-то с крестиками и ноликами, а еще письмо вроде бы от влюбленного хлопца невесте. После этого гуцулка почти не упорствовала, созналась, что письмо шифрованное. Шифр она не знает, а вот крестики и нолики – это тайные входы в подземелье. Ей велено поспешить, чтобы пограничники далеко не смогли уехать.
– Вничи вас хотели побыты. Всих.
Забыто моментально нарушение дисциплины марша, сержанта поздравляют. Рады все, что заранее узнали о готовящейся расправе, хотя, как можно побить полк, или он охраны не выставит?
А гуцулка все новыми подробностями удивляет: восемьсот, а то и тысяча немцев, генералы даже есть, в подполье электростанции. Мертвая она, электростанция, вот под ней и обосновались. Помещений много. Дополнительные выходы понаделали, вот и все. Там же, в подвале, – машинистки. Много. Полста, может. Листовки размножают. Два танка у немцев есть. В лесу где-то спрятаны.
Вот это вводная, так вводная! Приказ есть к определенному часу выйти в район сосредоточения, но не пройдешь же мимо такого тайного вражеского скопления. Доложить бы следовало, но по рации нет резона вести переговоры, какая после этого неожиданность? Принимает командир полка такое решение: послать посыльных с донесением, а самим начать операцию. Возможно, старший начальник даже подкрепление подбросит, а что не осудят, так это уж точно.
Хорошо бы девицу связную взять с собой, да жалко: молодая, жить да жить ей еще. А что заблуждается, переча своим же, поймет со временем, и сама себя осудит…
По схеме определили каждому взводу свой крестик и свой нолик и начали бесшумно блокировать электростанцию. Только один батальон остался в резерве. Ему особое задание. Он врывается в подземелье. А первым сделать это выпала честь взводу Гончарова. Им, стало быть, ждать в безделье, пока вражеское логово не будет блокировано.
Не так уж долго длилось томительное ожидание. Бойцам же казалось, что все жданки они съели. Все же прозвучал в конце концов приказ:
– Вперед!
Два броневика в авангарде. За ними – взвод. Пешим строем. По дороге идти всего ничего, а дальше – сырой и глухой лес. Броневики проползут, а «фордам» путь туда заказан. Трудно Гончарову дышать: духота и влажность. Даже отключается. Секунды, правда, проходят, и он вновь берет себя в руки. Но не в радость такое. Тем более, что шага не сбавишь, ибо от броневиков нельзя отставать.
Поляна впереди. За ней узкая полоска леса и ТЭЦ. Вот там, за центральными воротами – главный вход в подземелье. Пустынная поляна. Ни души. Только чуть левее маршрута взвода стоят два памятника. Явно, фашистские. Офицерам, видать, знатным поставленные. Любо-дорого. Глаз не оторвать. Но вдруг один из броневиков развернулся, прибавив ходу, попер прямо на памятники. Второй броневик повторил маневр первого, и памятники, вздрогнув, развалились, оголив легкие немецкие танки. Только таран может их остановить. Потом уж – гранатами. Гончаров оставил пятерых в помощь броневикам, остальному взводу приказал броском преодолеть поляну и ворваться в подземелье. Лучше, если это удастся сделать до взрыва гранат на поляне.
Только как успеешь? Бронемашины и легкие танки сближаются очень быстро. Еще несколько минут – и упрутся лоб в лоб, как рогачи необузданные. Броневикам от такого бодания худо придется, подмять его сможет танк, покорежить. Но механики-водители, зная это, даже не думали отворачивать. Они понимали: пропусти танк, пойдет тот утюжить пограничников безнаказанно. Беспошлинно, как говорится.
Гончаров вбежал в лесок и потерял контроль над собой. Очнулся от взрыва гранат, оглянулся и увидел жуткую картину: первый танк наползает на броневик, но в него уже летят гранаты оставленных Гончаровым бойцов.
«Вперед!» – приказал себе жестко Гончаров и кинулся через лесок, опережая тех, кто уже успел обогнать его.
В подземелье услышали взрывы, всполошились, выслали к выходу усиленный заслон, но тот не успел занять боевую позицию: взвод Гончарова буквально влетел вслед за часовым в узкий проход, не дав тому затворить мощные чугунные двери. Все. Задание выполнено. Плацдарм захвачен. Теперь можно аккуратней. С разведкой. Уйти никто не сможет, у всех «ноликов» и «крестиков» засады, нет поэтому нужды бросаться в омут головой.
Подоспела рота, за ней – вторая. Вот уже весь батальон готов к действию. Двинулись, ощупывая каждый метр, изучая каждый отвилок. Тихо совсем. Никого. Вроде как ошибка случилась, получены ложные данные. Наплела девица, сокрыв что-то верное. Жутко от гробовой тишины и отвратительной затхлости. Одно успокаивает: воздух будто вспотел от духоты и грязи давно немытых тел, да еще в этой удушливой вони нет-нет да и мелькнет искоркой одеколонный аромат.
– Не терять бдительности, – передает по цепочке Гончаров. – Особенно под ноги гляди.
