Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Между прочим, по ту и другую сторону несчастного города, последней жертвы, принесенной русскими в эту памятную войну, сосредоточились обе армии: одна искала выхода, спасения; другая – с решимостью умереть, но не пускать дальше ни шагу. В ту же ночь Платон перевел через речку Лужу 6 казачьих полков и вслед за ними переправил 20-й Егерский полк. Этот полк занял на берегу Лужи лес, чтобы беречь переправу. Казаки тихо двинулись к столбовой дороге и скоро увидели бивачные огни. Зорко всматривались вдаль, они заметили, что по дороге к Малоярославцу тянулось войско – пешее и конное. Начальники партий съехались в одно место; переговорили между собой и решили сделать удар. Сперва шагом, потом рысью, наконец, в карьер с пронзительным гиком вынеслись донцы на большую дорогу, наскочив прямо на артиллерию. Орудия свернули в сторону, в поля, но казаки живо их настигли и отбили 40 пушек. Пока одни поворачивали орудия, другие кинулись в обозы; иные понеслись дальше, распространяя в тылу французской армии страх и ужас. В это же самое время Наполеон выехал из Городни, где он ночевал, на Большую дорогу в сопровождении трех гвардейских взводов. Он ехал к Малоярославцу, где думал окончательно решить, что ему делать – напасть ли на русских, или отступать назад?
Только что он, озабоченный тяжелой думой, поднялся на пригорок, как конные егеря, бывшие впереди него, завидели множество всадников, скакавших врассыпную. Едва начинало светать, и трудно было сразу распознать – свои ли это, или чужие? Больше по догадке, егеря смекнули, что это должно быть, казаки: вовремя они успели повернуть лошадей и дать знать императору. Он вынул свою шпагу и свернул в поле… Тут поднялась страшная суматоха: казаки, найдя в обозе бочонки с золотом, скликали товарищей; вся свита императора и конные егеря бросились навстречу всадникам, которые скакали по дороге. Во время свалки подоспел конвой императора, из трех гвардейских эскадронов, а вскоре прибыла и вся гвардейская кавалерия. Однако казаки успели увернуться и, кроме 11 орудий, отправленных раньше, захватили и золото в бочонках. Так, чуть-чуть, не удалось захватить и самого Наполеона: тогда бы и войне конец. Почти в это самое время генерал Кутейников отбил близ Боровска обоз с церковным серебром. Из этого серебра сделали впоследствии в Казанском соборе красивую решетку.
13-го ноября обе армии простояли в бездействии. Наполеон не решился атаковать русских, потому что не очень надеялся на свои расстроенные войска, и хотя победа могла дать ему на зиму приют, зато малейшая неудача могла лишить его последнего пути отступления. После долгих колебаний он велел 14-го числа начать движение к Можайску – путь, на котором до самого Смоленска не было никаких запасов, а то, что взято из Москвы, истреблено. Великой армии угрожал голод; она должна была развалиться сама собой. Так и случилось. Молча, уныло, тронулись солдаты в обратный путь; посреди печальных полков ехал император со своим начальником Штаба, рассчитывая, когда они доберутся до Смоленска и Минска, найти запасы продовольствия.
Еще 8-го ноября Мортье, оставленный, как сказано, в Москве, получил от своего императора приказание зажечь Кремлевский дворец и все казенные здания; кремлевские стены взорвать; лафеты и колеса у зарядных ящиков изрубить, ружья переломать – и выступить с войсками, прежде чем взлетят стены Кремля.
Между жителями Москвы скоро распространились слухи, что под стены Кремля подведены мины и что с каждой минутой нужно ожидать взрыва. На всех нашел такой страх, что никто не оставлял своего убежища; все сидели взаперти; ворота и двери были забиты. Несколько человек, случайно проходивших мимо Кремля, были застрелены португальскими солдатами. Между прочим, генерал Винценгероде, наблюдавший с партизанами Тверскую дорогу, знал, что делается в столице. На другой же день после выступления Наполеона, переодетый полицейский донес ему, что французы подводят под Кремль мины; генерал вскочил с места и с негодованием воскликнул: «Нет! Бонапарт не взорвет Кремля! Я объявлю ему, что все пленные французы будут повешены, если только хоть одна церковь взлетит на воздух!».
Саксонский немец по происхождению, Винценгероде ненавидел Наполеона за разорение его Отечества, Саксонии. На другой день, взяв с собой адъютанта Нарышкина, он поехал в Москву, чтобы свидеться с Мортье; но излишняя пылкость повредила генералу: караульные солдаты схватили его лошадь под уздцы и потащили в Кремль. Мортье, выслушав гневные упреки генерала, спокойно ответил: «Я пошлю к императору курьера. А теперь пожалуйте вашу шпагу и идите под арест». В тот же день французы стали выходить из Кремля; за ними тянулся такой же обоз, как и за войсками Наполеона. Между солдат затесалось множество иностранцев, покидавших Москву; среди отборных жандармов везли нашего партизана Винценгероде с его адъютантом. В самую полночь, когда неприятель был уже далеко, в ночном мраке, запылал Кремлевский арсенал и другие здания, обреченные безрассудной злобой на разрушение. Вслед за тем раздался страшный взрыв – один, другой, третий – всего шесть. Дома поколебались, многие стены треснули во всю вышину, во всех ближайших зданиях разломаны двери, выбиты стекла, раздроблена мебель. Несколько башен и часть Кремлевской стены взлетели на воздух. Немногие жители Москвы, охваченные ужасом, выскочили на площади, большей частью раздетые. Израненные осколками стекла, бревнами или камнями, они кидались без памяти то в одну, то в другую сторону. Это ужасная ночь была последней для многих москвичей, уцелевших среди грабежей и насилия. Страдальцы, лишенные крова, покрытые рубищем, голодные и холодные, погибали на развалинах родного города. А тут опять начались грабежи, убийства и всякого рода насилия. К счастью, вошли казаки и скоро прекратили эти бесчинства: они ловили пьяных мародеров, как мышей в норах, причем одних беспощадно били, других забирали в плен.
Печальный вид имела наша Первопрестольная столица; от одной заставы до другой она лежала в развалинах; только кое-где позолоченные купола церквей да колокольни торчали и немногие уцелевшие дома. На всяком шагу попадались трупы людей и лошадей, обломки, груды мусора и хлама. Велико было разрушение и в Кремле. Но соборы истинным чудом уцелели: огонь не коснулся храмов Божьих, хотя, например, древняя церковь Спаса-на-Бору была вся заметана головешками. Тем не менее, во всех церквах остались следы поругания святыни; святые мощи выброшены на помосты, надгробия изрублены, иконы разбросаны, святые престолы повалены, и вместо них – где лежала палая лошадь, где награбленное добро; в Архангельском соборе грязнилось вино из разбитых бочек, валялась рухлядь, стащенная из Дворцовой и Оружейной палаты, между прочим, 12 чучел ратников. Только на третий день, по вступлении наших войск,
