Ирина Измайлова - Троя. Герои Троянской войны
Привыкшие к нежданным потрясениям скитальцы готовы были встретить и здесь любую неведомую опасность, однако на сей раз их ожидания оказались напрасны — островок был безлюден, тих и не таил в себе ничего, что могло бы стать новым препятствием на их пути домой.
Корабль сильно пострадал во время шторма, на его починку и просмолку днища нужно было потратить не менее двух дней, да и сами мореходы нуждались в отдыхе, а потому Гектор, посоветовавшись со своими спутниками, принял решение сделать остановку на три дня. Всем хотелось как можно скорее продолжить дорогу домой, но все понимали, что царь Трои прав: и корабли, и люди имеют свой предел прочности…
Кормчий Неоптолема — его звали Филиппом, и из сорока девяти лет жизни тридцать он провел в плаваниях — уверенно сказал, что в ближайшие десять-двенадцать дней сильных штормов не будет. Он слишком хорошо знал море, чтобы ошибаться в таких предсказаниях, а значит, время на отдых у скитальцев было.
На островке не было крупных животных, зато здесь во множестве водились кролики, которых истребляли до сих пор только коршуны и совы, а на двух маленьких озерах, спрятанных в чаще леса, гнездились утки и гуси. С северной стороны, на скалах также обитало немало птиц — чайки, бакланы, кайры, морские ласточки густо заселяли утесы. Все это обилие дичи позволило охотникам очень быстро пополнить запасы мяса. Неплохо ловилась и рыба, а на склонах гор удалось набрать несколько мешков лесных орехов. Пресную воду нашли сразу же: из леса, как раз с южной стороны, вытекала речка, бравшая свое начало в одном из лесных озер. Вода в ней была очень чистая, и, к радости Гектора, без малейшего привкуса серы…
Что до кормчего Филиппа, то он больше всего обрадовался, обнаружив на островке небольшую рощицу черных сосен, вполне пригодных для смоловарни. Запас смолы на корабле был, однако две смоляные бочки во время памятного шторма пришлось сбросить за борт, вместе со всем лишним грузом, чтобы облегчить корабль, принявший на борт людей с разбитого судна…
Из пальмовых листьев и потрепанного паруса, давно замененного новым, соорудили несколько навесов. Ночевать в лесу Неоптолем, по совету Гектора, твердо запретил — как ни спокоен казался островок, в чаще вполне могли водиться ядовитые змеи и насекомые.
С починкой корабля и заготовкой съестного путешественники справились за два дня и на третий день отдыхали, нежась в тени навесов и купаясь в теплой, как молоко, воде бухты.
— Ты ведь согласен, что мы должны по пути в Эпир зайти на Итаку и отвезти домой Одиссея, да, брат? — спросил Гектор, вылезая в очередной раз из набегающей на берег невесомой волны и ложась рядом с Ахиллом на горячий песок.
Ахилл лежал на животе и развлекался, играя с пойманным во время купания маленьким, меньше ладони, крабом. Он то отпускал крабика и наблюдал, как тот деловито и упрямо топает на своих членистых ножках к воде, то снова оттаскивал его назад, опрокидывал на спинку, потом переворачивал и выпускал вновь. Краб возмущался таким издевательством, широко раскрывая продолговатый рот и очень забавно пуская пузыри. При его выпученных, сильнее, чем у лягушки, глазах и воинственно поднятых клешнях, казалось, будто он и в самом деле бранится, что есть силы…
— Одиссею мы обязаны жизнью, — проговорил Ахилл, выкапывая рукой ямку в песке, опуская туда своего пленника и наблюдая, как тот из нее вылезает. — Конечно, мы должны довезти его до дому. Итака ведь на пути к Эпиру, да и нам, кстати, неплохо будет сделать еще одну остановку. А почему ты спросил?
— Так ведь корабль не наш, — пожал плечами Гектор. — Он принадлежит Неоптолему, и только он вправе решать, куда этому кораблю плыть. Я не хочу, чтобы твой сын подумал, будто я пытаюсь командовать его людьми и его судном. Наверное, лучше будет, если ты спросишь сына, согласен ли он с нами. Ведь Одиссея он тоже любит…
— Конечно.
Ахилл вынул крабика из ямки и отпустил, дав, наконец, доковылять до воды. Краб окунулся и тотчас пропал. Герой улыбнулся, представив, какое облегчение должно было испытать это маленькое существо, освободившись из плена у неведомого ему гигантского чудовища…
— Ты простил Неоптолема? — спросил Ахилл, не глядя на брата, но чувствуя, что тот пристально на него смотрит. — Ты совсем его простил?
— Да, — ответил Гектор. — А ты?
— Я тоже. Иначе мне пришлось бы не прощать самого себя. Я спросил его, поедет ли он с нами в Трою. Он сказал, что не сможет поехать туда.
— Еще бы! — вырвалось у Гектора. — И я бы не смог… Слушай, Ахилл, долго ли еще тени этой войны будут гоняться за нами, как злобные Эринии? Почему мы, так или иначе, живем мыслями о наших грехах, о том, что мы потеряли? А, брат?
— Потому, наверное, что боль живет дольше радости, — отозвался Ахилл. — Радость сильнее боли, но боль долговечнее. Значит, решено: я скажу Неоптолему, что мы плывем на Итаку. Думаю, он и сам уже это решил.
Герой перевернулся на спину и закрыл глаза, окунувшись в солнечные лучи. Песок высыхал на его груди и бедрах и бесшумно осыпался, вызывая ощущение легкой приятной щекотки.
— Пойдем, — сказал Гектор. — Солнце уже высоко. Лучше забраться в тень и поспать. Или ты за трое суток выспался намного вперед?
— Нет, скорее вернул упущенное! — засмеялся Ахилл. — Последний день на суше перед новым морским походом жалко будет проспать, но пара часов сна не помешает.
Глава 2
Кормчий Филипп оказался прав: штормов больше не было. Сильный, но ровный попутный ветер гнал и гнал вперед корабль Неоптолема, и уже через восемь дней после отплытия с мирного островка мореплаватели достигли юго-западной оконечности Пелопоннесса, миновав остров Кифера[62], и поплыли вдоль извилистых берегов огромного полуострова к Коринфскому заливу, за которым среди нескольких крупных островов располагался остров Итака.
Это были судоходные воды, где ежедневно эпирский корабль встречался с двумя-тремя другими судами и даже с рыбачьими лодками, бесстрашно уходившими далеко от берега. Иногда с других кораблей плывущих окликали, спрашивая, кто они, и куда направляются. В ответ всегда звучало одно и то же: «Царь Эпира Неоптолем возвращается в свое царство!» Путешественники не считали нужным сообщать всем прибрежным жителям, что на пути в Эпир собираются посетить остров Одиссея.
Сам итакийский базилевс давно уже узнал от Неоптолема, что на Итаке в последние несколько лет то и дело появляются знатные ахейцы с разных концов Пелопоннесса и из прочих ахейских земель, одержимые надеждой убедить жену Одиссея царицу Пенелопу, что муж ее погиб и уже не вернется, и она должна вновь выйти замуж. Итака была небогата и невелика, а потому могло показаться странным, что на это царство находится столько охотников, однако Одиссей отлично понимал, кто и почему зарится на его жену и его владения. После окончания Троянской войны многие воины, в основном родня известных царей и небогатые базилевсы, чьи уделы во время их отсутствия захватили соседи, остались ни с чем. Их доли троянской добычи были быстро растрачены и промотаны, их воины и рабы, не получая достойного содержания, роптали и готовы были заниматься грабежом, и любой из таких царьков, потерявших царство, готов был, силой либо хитростью, прихватить себе какой угодно кусок земель, чтобы осесть на нем и стать вновь базилевсом, а не бродягой… Итака, пускай и не большая, располагалась, к тому же, в самых судоходных местах, и в ее гавань нередко заходили и купеческие корабли, и рыбачьи суда, что давало неплохую возможность вести самостоятельную торговлю. В свое время отец Одиссея царь Лаэрт ввел небольшую плату за право стоянки в его гавани — купцы отдавали малую часть товаров, рыбаки платили рыбой, и все были этим довольны. Итака была скромным, но вместе с тем соблазнительным куском для искателей чужих уделов…
