Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Днем штурма назначили 11-е число. Но это решение надо было сохранить в тайне, чтобы оно не дошло до турок; они и без того стояли в полной готовности. От перебежчиков было известно, что турки ждут штурма каждую ночь, и что половина солдат сидит в землянках, всегда готовых броситься на валы. Сераскир объезжает крепость по два и по три раза в день, а по ночам объезжают татарские султаны и янычарские агаси, кроме того, что особые дозоры ходят от батальона к батальону. Обыватели, особенно женщины, не хотят обороняться, но начальство и вообще все войско на себя надеется. Таковы были известия из крепости. Суворов приказал объявить их по войскам, чтобы знал каждый солдат. Он всегда так делал. Затем отданы последние распоряжения. Сигнал к штурму – три ракеты; овладевши валом, отнюдь не врываться в город, пока не отворят ворота и не войдут резервы; начальникам сообразоваться в действиях друг с другом, но, начав атаку, не останавливаться; отыскивать под бастионами погреба и ставить при них караулы; при движении внутри города не делать поджогов, безоружных христиан, а также женщин, детей – не трогать. Впереди штурмовых колонн идти стрелкам и рабочим с топорами, кирками, лопатами; сзади колонн находиться резервам. Резервами можно подкреплять не только свои колонны, но и соседние.
Накануне штурма, с солнечным восходом, наши открыли сильнейшую канонаду: 40 орудий с сухого пути, 100 орудий с острова Чатала и 150 с гребной флотилии громили Измаил с раннего утра до позднего вечера. Турки отвечали горячо, но с полудня стали стихать, а к вечеру и совсем замолкли. От рева 600 орудий земля стонала; снаряды бороздили небо по всем направлениям. Один из них попал в нашу бригантину, и судно взлетело на воздух; зато и городу сильно досталось. С наступлением темноты несколько казаков перебежали к туркам, а они в эту ночь собирались сделать три вылазки: две против наших батарей, третью – к ставке Суворова.
Ночь выдалась темная, непроглядная; по временам раздавались одиночные выстрелы, освещая на секунду то тот, то другой угол нашего лагеря. И эти выстрелы смолкли. Среди ночной тишины по временам из крепости доносился какой-то неясный, но зловещий гул. Мало кто спал в эту ночь. Не спал и Суворов; он ходил по бивакам, вступал в беседу с офицерами, шутил с солдатами. Вспоминая былые победы, он обещал успех и сегодня. Вернувшись к себе, Суворов прилег к огню, но не спал: его окружала большая свита адъютантов, ординарцев, гвардейских офицеров, придворных, знатных иностранцев. Многие из последних принесли большую пользу во время штурма, а со временем прославили свое имя на полях Европы громкими победами. Сюда они приехали учиться. В три часа ночи взвилась ракета. Наши войска поднялись с биваков, устроились и выступили к сборным местам. В 5 1/2 часов, при густом тумане, штурмовые колонны пошли на приступ. Три правые колонны находились под общим начальством Потемкина, а три левые – Самойлова; 1-ю колонну вел Львов, 2-ю – Ласси, 3-ю – Мэкноб – генералы испытанной храбрости, бравшие штурмом Очаков. В этих колоннах было 15 батальонов пехоты да в прикрытии 3 полка конницы. Левые колонны вели на штурм по порядку номеров: бригадиры Орлов, Платов и генерал-майор Голенищев-Кутузов – все трое подвизались впоследствии, в эпоху Александра, в тяжелые годы борьбы с Наполеоном. Теперь под их начальством находилось 7 батальонов пехоты, 8 тысяч казаков, тысяча арнаутов, а в резерве – 4 полка казаков, 12 эскадронов карабинеров и гусар. Нужно прибавить, что спешенные казаки 4-й и 5-й колонн, потеряв своих лошадей под Очаковым, были вооружены вместо ружей укороченными пиками. Колонны двигались в порядке, в глубокой тишине. Турки сидели смирно, не выдавая себя ни единым звуком. Раньше других подошла к назначенному ей месту, именно левее Броских ворот, вторая колонна под начальством Ласси. Сажень за 300 или 400 турки встретили ее адским огнем. В одну минуту загорелся весь валганг; загремело 700 орудий, затрещали ружья; крепость стала похожа на грозный вулкан, извергавший пламя и дым; небо и земля были в огне, и в довершение ужаса, по всему валу раздавался протяжный, раздирающий душу крик: «Ал-ла! Алла!», как последнее, похоронное пение. Вторая колонна оробела, солдаты затоптались на месте, но бывший тут Потемкин сумел их увлечь, – они бросились вперед, живо забросали ров фашинами; Измайловского полка прапорщик Гагарин приставил лестницы, по которым стали подниматься: первыми вошли майор Неклюдоз, начальник стрелков, и Ласси.
Турки с яростью набросились на этих храбрецов; они пустили в ход кинжалы, сабли, копья; но на место павших прибежали другие; поднялась голова колонны – успела утвердиться и сейчас же, не спускаясь в город, пошла забирать влево, к Хотинским воротам. Почти в то же время подходила первая колонна; ее вели фанагорийцы, любимые дети Суворова. Перед этой колонной возвышался каменный редут, табия, замыкавший измаильские укрепления у самого берега Дуная. Взять его в лоб не было никакой возможности; колонна повернула вправо, к палисаду, протянутому от редута к реке. Генерал Львов перелез через него первым, за ним фанагорийцы, потом апшеронские егеря. Несмотря на страшный картечный огонь из редута, они быстрым натиском в штыки тотчас овладели с тыла ближайшими турецкими батареями; но не успели солдаты оглядеться, как из табии выскочили янычары, потрясая в воздухе своими грозными ятаганами. Колонна с успехом отбила эту вылазку, после чего обошла редут сзади, под самыми стенами, и, поднявшись на валганг, устремилась влево – туда, где была вторая колонна, откуда раздавались крики: «Ура! С нами Бог!». Солдаты рвались с нечеловеческой силой; бешенной волной они сметали всех встречных. Раненный генерал Львов остался за табией, старший полковник Лобанов-Ростовский тоже; вел колонну Золотухин.
На штыках добрался он до Броских ворот, дошел до Хотинских, выломал их и впустил резервы. Обе
