Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза

За турецкими валами засела 40-тысячная армия, в том числе 15 тысяч янычар. В Измаиле скопилось бывшие защитники Хотина, Аккермана, Бендер, Кили; это была целая армия, а не простой гарнизон; в военных запасах – изобилие, продовольствия на полтора месяца, но – что самое главное – комендантом крепости был поседелый в боях Айдос-Мехмет-паша, человек твердый, бесстрашный, знавший свою силу. Два раза предлагал ему султан звание великого визиря, и оба раза он отказывался; теперь же поклялся отстоять последний оплот Турецкой империи. Он объявил своим подчиненным волю падишаха, что кто переживет падение Измаила, тому отрубить голову. И турки знали, что страшное приказание будет исполнено. В числе защитников, кроме многих знатных пашей, мурз и беков, находился Каплан-Гирей с шестью сыновьями. – Еще в конце ноября русские отряды, под начальством генерала Потемкина, брата Главнокомандующего и Гудовича, обложили

План Измаила

Измаил с сухого пути. Имея около 30 тысяч пехоты и казаков при 40 орудий, они расположились длинным полукружием, верстах в четырех от крепости. Несколькими днями раньше подошли две наших гребных флотилии: одна под начальством генерала де-Рибаса, другая – из черноморских казаков, под начальством войскового судьи Головатого. Отряд пехоты и 6 казаков высадились на остров Чатал, как раз против крепости, и в ночь на 19-е ноября заложили батарею на берегу речки Репиды. Тогда обе флотилии вместе с прибрежной батареей открыли по крепости жестокий огонь, под прикрытием которого вырыли на острове траншею и насыпали еще две батареи.

Огнем этих батарей и неустанной пальбой с лодок наши успели истребить около сотни неприятельских лодок, на которых находилось 120 оружий. Однако, как бы ни был искусен и отважен де-Рибас, один он ничего не мог сделать без помощи со стороны осадных войск. А помощи большой не было. Войска терпели недостаток в топливе, оставались без зимней одежды, продовольствия, а, между прочим, подходила зима и, как всегда бывает в том краю, дождливая, неприглядная, с лихорадками. Служба требовалась своим чередом. В ожидании вылазки, войска стояли день и ночь, настороже, не раздеваясь. Солдаты стали хиреть, появились больные и число их с каждым днем все прибывало. Хотя с сухого пути и палили в крепость, но все хорошо видели, что турки не сдадут ее по доброй воле, а принудить их нечем. Генералы, собравшись на совете, порешили отойти на зимние квартиры и, отправив донесение Главнокомандующему, стали потихоньку сниматься. Светлейший не дождался этого донесения, но только по догадкам, что оно должно быть именно такое, выписал, как сказано, из-под Галаца Суворова, предоставив ему главное начальство над всеми войсками.

Первым делом Суворов вернул осадную артиллерию и отряд Потемкина. Работа закипела на суше и воде. Каждый час был на счету. Ежедневно де-Рибас доносил Суворову о постройке новых батарей на острове Чатале, прибавляя в своих донесениях, что делается у турок или что говорят шпионы. Солдаты в это время резали на топливо камыш, заготавливали штурмовые лестницы, вязали фашины; гонцы ежедневно сновали десятками – то в Бендеры, к светлейшему, то в Галац, с приказаниями: выслать провизию, не задерживать штурмовые лестницы и т. п. Скучный и мертвый до сих пор лагерь нельзя было узнать: он оживился, повеселел; больные стали здоровыми, притомленные набрались сил; явилась охота работать и служить; каждому хотелось показать себя великому полководцу, услышать его привет, забавную шутку. Суворов часто объезжал полки и толковал с солдатами. Он не скрывал от них, что затевает дело трудное: «Валы Измаила высоки, рвы глубоки, а все-таки нам надо его взять; такова воля матушки-Государыни!». «С тобой, наш отец, как не взять-то? Возьмем, не устоять турку! Хоть он совсем в землю зароется, вытащим его на свет Божий!» – радостно и уверенно отвечали солдаты, целуя руки «отцу» Александру Васильевичу. По ночам бывали учения. В стороне от лагеря вывели особое укрепление, на валу которого уставили рядами фашины, изображавшие турок. Сюда собирали по ночам от всех полков команды и, по указанию Суворова, учили их переходить ров, взбираться на бруствер, очищать его штыками вправо и влево, – все то, что придется делать при настоящем штурме. Почти ежедневно выезжал Суворов со всеми генералами на осмотр крепости и ближайших к ней путей; каждый начальник штурмовой колонны должен был знать заранее, куда он ее поведет, где спустится в ров, где поднимется на вал. Вначале турки стреляли по свите Суворова, но после, присмотревшись перестали обращать на нее внимание. Когда осмотр местности был окончен, Суворов велел устроить по две батареи, в 10 орудий каждая, на флангах осадного корпуса, показывая вид, будто он хочет приступить к правильной осаде. К этому времени были готовы лестницы, фашины; прибыли войска из-под Галаца, вернулся Потемкин со своим отрядом. Прежде чем сделать окончательные распоряжения, Суворов отправил, после Николина дня, измаильскому коменданту письмо Главнокомандующего, пересланное из Бендер, и приложил свое собственное. Последнее было такого содержания: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть, что оставляю вам на рассмотрение». Один из подручных наших, который принимал это письмо, разговорился с нашим офицером и, между прочим, сказал: «Скорее Дунай остановится в течении и скорее небо упадет на землю, чем сдастся Измаил». На другой день, вечером, получен от сераскира ответ, длинный-предлинный. Айдос просил сроку не 24 часа, а 10 дней, чтобы посланный к визирю успел вернуться; кроме того, он требовал, чтобы на этот срок было заключено перемирие. Явное дело, турки хотели протянуть время, и при скудости наших запасов они могли выиграть. Такие приемы им удавались не раз, но теперь они имели дело с Суворовым, который заранее знал, что из этих переговоров никакого толку не будет. Однако сераскир прислал турка и на другой день, как будто за ответом. Суворов приказал передать на словах, что если в тот же день Айдос не прикажет выкинуть белый флаг, то последует штурм и тогда пусть не ждет пощады. День прошел, белое знамя не показывалось: судьба крепости была решена. Вечером собрались к Суворову все начальники; они знали, о чем будет речь, и каждый заранее приготовил свой ответ. Немного говорил Суворов, но говорил горячо, вдохновенно: «Два раза наши подходили к Измаилу, – так начал Александр Васильевич, – два раза отступали. Теперь, в третий раз, нам остается только либо взять город, либо умереть. Правда, крепость сильна, гарнизон – целая армия, но