Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
Через 2–3 часа все кончено; чайки несутся домой. Но турки еще пуще стерегут устье Днепра. Тогда казаки высаживаются пониже Очакова, перетаскивают на себе все лодки, тяжелую добычу и через 3 дня снова в Днепре, выше турецких галер.
Случалось, что запорожцы натыкались среди бела дня на турецкие суда. Не сами турки были страшны, а вот их пушки: от них челны рассыпались, как стая скворцов, и многие гибли в морской пучине; самые удалые успевали спастись только бегством, покидав в море всю добычу. Если же атаман приказывал начать битву, то запорожцы, прежде всего, привязывали весла: потом одна половина, не трогаясь с лавок, палила неустанно, а другая только заряжала, подавая ружья. Меткие выстрелы казаков держали турок вдали; но все-таки пушки брали свое и слава Богу, если после такой переделки половина челнов возвращалась домой. Возвратившись с добычей, запорожцы делили ее по-братски, между всем товариществом. Все шло в дележку: испанские реалы, арабские цехины, ковры, парча, бумажные и шелковые товары, драгоценные ларцы, посуда, все, что успели нагрузить на чайки. И снова казак гуляет, гуляет до тех пор, пока не спустит свою долю. Будущее его не заботит.
Запорожцы имели свой военный уряд. Войско делилось на тысячи – под начальством полковников, на сотни – под начальством сотников, и десятки – каждый из 9 старых вояк, и около 30 молодиков – под начальством десятников. Часто случалось, что полковник имел под начальством около 4 тысяч казаков. Полковники и вся войсковая старшина в мирное время держали себя по-товарищески, но один шаг из Сечи – и послушание становилось заповедью для каждого запорожца. Он за него платился не только спиной, но и жизнью. В морском походе атаман выкидывал ослушника за борт – и никто не посмел бы его оборонять. В походах степных, при нападениях на врага, соблюдалась строжайшая тишина; даже кони у них не ржали. Казаки редко вступали в битву днем; они любили ночные нападения, особенно в местах хорошо им знакомых. Шли в походе со всеми предосторожностями, окружив себя бекетами[17], имея посреди отряда возы. В случае встречи с врагом, более сильным, они делали из повозок табор. За табором сотня казаков не боялась тысячи ляхов, нескольких тысяч татар: укрывшись возами, казаки посылали пулю за пулей – метко, спокойно, держа противника вдали, пока он не наскучит осадой, которая могла затянуться на неделю, другую и больше того. К большой наступательной войне казаки не имели ни способностей, ни охоты: напасть, зажечь, ограбить – вот их война, и все это в один день, в один час.
До 1645 года запорожцы считались на службе у поляков; в этом году присягнули Белому Царю. Петр Великий за помощь шведскому королю велел разорить Сечи. Тогда запорожцы перешли в Алешки, против нынешнего Херсона и пробыли там, пока не воцарилась императрица Анна Иоанновна. Она разрешила им вернуться на старые места, и вот эта-то «Новая» Сечь простояла до времен императрицы Екатерины, когда турки уже перестали быть страшны, когда край начал заселяться и потребовал мирного обереженья; запорожцы со своими вольностями становились неспокойными и не совсем приятными соседями.
В августе месяце 1775 года императрица разослала манифест, в котором объявляла об уничтожении Запорожской Сечи, но еще раньше, а именно в мае этого года, отряды генерал-поручика Текелия наступали с разных сторон на Запорожье. Его границы были заняты без сопротивления. Сам Текелий, с дивизией пехоты и конницы, в Духов день, расположился в двух верстах от Сечи, выставив против нее всю свою артиллерию. Запорожцы уже знали, что им готовится конец. Прошло два дня; Текелий потребовал к себе казацкого старшину. Кошевой Калныш собрал Раду: «А что, панове-атаманы, будем теперь делать? Русские зовут нас в гости: идти нам к ним или не идти? Отдадим Сечь или не отдадим?». В ответ на эти слова поднялся страшный шум. Одни были не прочь спокойно отдаться, другие громко кричали: «Пускай Текелий приведет еще столько войска, – мы разобьем его в пух: как мух, передавим москалей!» – Так говорили самые буйные головы. Тогда вышел из церкви отец-архимандрит Владимир Сокальский, в полном облачении, с крестом в руках. Он стал увещевать: «Побойтесь Бога, безумные! Вы называете себя христианами и хотите поднять руку на христиан же! Смиритесь: таков наш жребий и примем его как заслуженное наказание Божие. Вот, видите крест и на нем Распятие: кто Его не послушает, да погибнет!» – И замолкли самые буйные, зарыдало товарищество в один голос: «Будет по твоему, отец-архимандрит: знал ты, что сказать. Не только слушаем, а и головы свои положим за тебя». – «Не шутка то, братья, – сказал Кошевой, – все пути нам заняты; против нас наведены пушки. Боже помоги! Пойдем, атаманы. Что будет, то будет, а будет то, что Бог даст!».
Запорожский разъезд
С хлебом-солью вошли казаки в палатку генерала, поклонились и приветствовали его по русскому обычаю. Текелий принял хлеб-соль и спросил, кто у них старший? Калныш назвал себя, потом показал войскового судью Косана, писаря Глобу и куренных атаманов, числом 40. Текелий всех их усадил и, мало говоря, пошел вместе с ними в Сечь. «Где же ты, кошевой, меня приймешь?». Калныш пригласил гостей к себе, посадил на лавки и знатно угостил. Пили коряками, ели из корыт или на деревянных тарелках, без вилок, без ножей. «Кто у вас готовит такие вкусные блюда?» – спросил генерал. «У нас по куреням славные есть повара!» Тогда Текелий попросил, чтобы ему дали одного такого повара; он назначит ему хорошую пенсию, а кошевому и всем атаманам обещал подарить на память каменные миски. На это куренной атаман Сторц сказал: «Э, ваше ясновельможность: хоть с корыта, та досыта, а вы едите с блюды, да худы». Тут был намек на худобу генерала, но он нисколько не рассердился и даже, потрепав атамана, поблагодарил его за присловье. Осмотрев курени, оглядев житье-бытье казацкое, Текелий
