Герои и битвы. Военно-историческая хрестоматия. История подвигов, побед и поражений - Константин Константинович Абаза
За ними двинулись заездом запорожцы, и вся процессия приблизилась к Днепру. Как только отец-архимандрит погрузил в Иордан святой крест, все пушки разом дали залп, после которого затрещали самопалы. Таким же порядком процессия вернулась назад. Казаки разошлись по куреням, где вместо обычной пшенной каши, тетери, мамалыги или галушек, на столах дымился борщ горячий с салом, лежала вяленая рыба, поросенки, «пострамá» из бараньих ножек, горы вареников, соленых огурцов и колбасы – самые любимые казацкие наедки. Но без горилки, меду или пива, без венгерских и крымских вин, а главное без варенухи – и праздник был бы не в праздник. Все эти напитки стоят в больших посудинах, поверх которых плавает черпак. Особенно уважали запорожцы варенуху; они варили ее из водки, приправляя медом, сухими фруктами, корицей, гвоздикой и другими пряностями. После того обеда, запорожцы отправлялись обыкновенно целыми толпами в предместье. Всю ночь шел разгул, широкий казацкий разгул. Там, перед шипком, два казака, друг против друга, взявшись в боки, семенят мелкую дробь ногами, подаваясь навстречу то одним плечом, то другим. Не колыхнется казак, не дрогнет его седой ус – так легко, так плавно он подходит – и вдруг казак опустился на землю и пошел работать вприсядку. Свистнув ухарски, казак летит вверх на аршин от земли и опять сидит, опять выколачивает ногами; невесело его лицо, даже сурово: нет против него его милой, и он, точно обманутый в кровавой схватке с ногайцем, вскрикивает: «Гей, гай-гай, гуррага! Секи, коли, режь врага!» – и снова опускается вприсядку. В другом месте толпа запорожцев окружила слепца-кобзаря, усевшегося на земле; у многих капают слезы из старых очей. Кобзарь, перебирая струны, поет «думу» про несчастную судьбу Свирговского:
Как того пана Ивана,
Что Свирговского гетьмáна,
Басурмане ловили
Да голову ему рубили,
Ой, голову сымали
И на бунчук подымали,
И в сурмы игравали,
И плясы затевали…
Тут, в этих «думах», вся прошлая история славного Запорожья; тут его герои, прославленные в битвах, замученные в турецкой неволе. Совсем охмелевший казак, прогулявший все до нитки, идет через площадь и напевает про Сагайдачного, как этот, любимый казаками, гетман променял свою жену на табак, да на трубку. И долго могучий голос гуляки покрывает базарную площадь, переполненную разгульным казачеством. – Любили запорожцы погулять – и в будни, и в праздники. Но во время походов пьянство считалось одним из самых тяжких преступлений. Атаман казнил виновного лишением жизни. Вообще, обычаи суда у запорожцев просты: судил кошевой и на его суд не было управы. Приговоры исполнялись войсковым есаулом быстро, бесповоротно. Наказания у них были строги, а по нынешнему времени даже жестоки. Воровство, грабеж, богохуление; нарушение целомудрия, побег во время войны или неповиновение начальству – наказывались смертной казнью. Преступника сажали в пушкарню, где он сидел, прикованный к пушке и ждал своей горькой участи. Отсюда его водили на допрос, и если не признавался, то понуждали пыткой. Наконец, кошевой ставил приговор; войсковой судья делал надпись, а довбыш[16] вел преступника на казнь. Его подвозили на коне под виселицу и, накинув петлю, уводили коня прочь. Тут он висел, пока не рассыплются его кости. Чаще всего преступника привязывали к позорному столбу на площади. Вокруг столба ставили разные напитки: водку, медь, пиво, брагу; клали калачи и ту же пучки палок, или «кии». Казаки, подходя по очереди, брали в руки кии и, выпив коряк горелки или меду, били преступника, приговаривая: «Вот тебе, вражий сын, чтобы ты не крал и не разбойничал. Мы за тебя целым куренем платили». Часто забивали до смерти. – Но эти же запорожцы, послушные, как дети, своему отцу-атаману, становились во время войны грозные, страшные, и их военная сила гремела далеко по белому свету; они щеголяли ею, как лучшей наградой на земле. С наступлением весны раздавался бранный клич. То гетман из Украины звал запорожцев «погулять», то они сами, не взирая ни на какие договоры, которые заключала Польша или Москва с турками, выбирали себе походного атамана и ладились в поход – «сушить кошулю из огня Стамбулу». Как только Днепр очищался от льда, запорожцы дружной артелью ладят свои чайки, эти суденышки без киля, но с двумя рулями: один – спереди, другой – сзади, и на 10–15 весел каждое; дно выдалбливают из бревна, бока обшивают досками и обвязывают снаружи пучками камыша, обвитого ветками боярышника, точно канатами; на всякий случай ставят и мачту. Казаки охотнее плавали на веслах, чем под парусами. Кроме лодок, запорожцы в это же время готовят и запасы: складывают в бочонки сухари, пекут коржи, набирают в горшки тетерю, или густое квашеное тесто.
Каждый казак снаряжает себя в дальнюю дорогу: насыпает в пороховницу пороху, отбивает пули, точит саблю, готовит две пищали, а из одежды берет самую простую и грубую: две пары шаровар, две полотняных рубахи, куртку да суконный кафтан.
Когда все готово, на чайку ставят квадрант, тащат фальконет, и после напутственного молебствия казаки рассаживаются по местам, на каждой чайке от 40 до 50 человек. Грянул прощальный выстрел; атаманы и все остающееся братство сняли свои шапки, пожелав доброго пути, и флотилия из сотни лодок пошла вниз. Впереди идет атаманская лодка, на ней развевается флаг; прочие идут плотно одна возле другой. Но турки, проведав, что запорожцы двинулись, расставили свои галеры в устьях Днепра. И на это есть сноровка. Казаки выжидают в камышах, где-нибудь верст за 10 или 15, самой темной ночи, сидя тут часто по целым неделям. Выждав такую ночь, они всегда сумеют проскользнуть и через 40 часов – уже на том берегу, в Анатолии. Как только причалят, тотчас делают высадку и уж тут идет кровавая потеха. Города берут приступом, врасплох; грабят, жгут. Окрестная страна приходит в трепет:
«Аллах, Аллах! Казаки вышли в море!» – Скачут гонцы в Цареград; рассылает султан вестников, дабы каждый берег свое добро. Даже такие людные города, как Трапезонт, Синоп, пылают в огне; беда грозит столице султана, ее предместьям. Запорожцы были беспощадны в битве с мусульманами: ничто не могло склонить на милость сурового казака – ни старость, ни юность, ни красота, ни знатности. Если нельзя было убить, они ловили свою жертву на аркан и тащили ее к атаману, будь то сам паша, даже великий визирь. Нагрузив лодки добычей, удальцы быстро исчезали в открытое море. Их
