Хлеб печали - Станислава Радецкая
Вместо ответа учитель ткнул ему в плечо табакеркой, и Эрнст-Хайнрих успел даже изумиться, почему тот носит при себе табак. Табакерка щелкнула, открываясь; не опуская оружия и не отводя взгляда от волка, Эрнст-Хайнрих запустил пальцы свободной руки внутрь.
- Пошел прочь отсюда! – гаркнул он, заулюлюкал и бросил в волка табаком, стараясь встать к ветру так, чтобы табак попал ему прямо в морду. Волк отпрянул, отряхнулся, чихнул и так презрительно поглядел на Эрнста-Хайнриха, что тот прямо опешил – столько человеческого чувства было в этом взгляде. Столь же презрительно он развернулся, нисколько не испугавшись и не убыстрив шагу, потрусил назад в лес.
- Господи помилуй, - пробормотал Эрнст-Хайнрих, опуская шпагу. – Это какое-то колдовство…
- Наставник, мы трудились всю ночь и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть, - не к месту процитировал учитель. – Боюсь, это не колдовство.
Эрнст-Хайнрих растерянно поднес руку к лицу, чтобы пригладить волосы, и у него немедленно заслезились глаза – в табакерке был не табак, а какая-то гремучая смесь, от которой хотелось немедленно убежать подальше.
Они собрали пожитки из растерзанной кареты и оттащили тело разбойника на край дороги. Слуга и кучер были еще живы, хоть и тяжело ранены; кучер на свою беду оказался на пути у спасавших свою жизнь, поэтому на его лице краснел грязный след от сапога. Он едва ворочал глазами и пал духом, когда увидел разбитую карету – увещевания наставника, что ему заплатят, казалось, его отнюдь не утешили. Эрнст-Хайнрих перевязал слугу, обломив арбалетный болт – вынуть его он не решился, чтобы несчастный не отдал Богу душу раньше времени, - и взвалил его себе на спину, вместе с частью вещей учителя. Даст Господь, и они найдут убежавших лошадей, тогда будет легче.
Они оставили слугу и кучера в ближайшей деревне и коротко рассказали о том, что случилось и что на дороге лежит мертвец, которого надо похоронить. Известие о волке-людоеде отнюдь не встревожило сонного старосту, который то и дело чесал себе живот. Казалось, это занятие увлекает его куда как больше, чем слушать байки про волков.
- Волки-то у нас редко встречаются, всех перебили, - заметил он под конец рассказа. – Разве только забрел какой-нибудь с гор. А, может, это и не волк вовсе, нечисти там всякой тоже предостаточно, - староста перекрестился и, не меняя набожного выражения, опять полез под нечистую куртешку, чтобы почесаться.
Эрнст-Хайнрих взглянул на спокойное лицо наставника. Тот благосклонно и рассеянно улыбался.
- У нас тут всякое творится, - разошелся вдруг староста, поощренный молчанием. – Слыханное ли дело, живем в безбожные времена, аккурат почти перед концом света! Мы люди маленькие, нам бы кусочек земли и хороший урожай, а тут то разбойники орудуют, то какой-нибудь почтенный господин рыцарь вдруг в помрачение ума впадет и начнет с нас требовать налоги заплатить дважды, то вербовщики вдруг всех способных держать плуг к себе забирают… Вот теперь Бог на нас гневается, второй год уже дела идут плохо, верно, и в самом деле нечисть какая завелась. Знать бы где, да выкурить бы ее.
- Попроси совета у священника, - сказал Эрнст-Хайнрих. – Он успокоит твои печали.
- И возьми вот это, - добавил наставник, и на свет появились две золотые монеты. Староста замер с открытым ртом, а затем собрался было повалиться на колени, но наставник отрицательно помотал головой.
- Зачем вы дали ему деньги? – вполголоса спросил Эрнст-Хайнрих, как только они остались одни ждать обеда. – Ведь священное писание учит, что деньги – зло.
- Не деньги, а любовь к ним, - поправил учитель. – Нельзя пройти мимо голодного, не подав ему хлеба.
- Мхм, - протянул в нос Эрнст-Хайнрих, не готовый согласиться с таким сравнением, но наставник не стал его разубеждать.
Паук сплел паутинку в оконном переплете, и на ней дрожали капли недавнего дождя, в которых дробился солнечный свет. Он дрогнул; хлопнула дверь, и на пороге появился барон фон Ринген в темном плаще и широкополой шляпе со скромной застежкой сбоку. Он уже щеголял подвитыми усами и узкой, намасленной бородкой, и Эрнст-Хайнрих втайне позавидовал, что у некоторых людей волосы растут быстро. Чересчур быстро.
- Ну, я вас заждался и решил перехватить вас по дороге, - заметил барон вместо приветствия, сняв шляпу и отряхнув ее. – Что это тут говорят, будто вы попали в какую-то переделку? Какие-то волки, разбойники, мертвецы… - протянул он с какой-то самодовольной насмешкой, и Эрнсту-Хайнриху опять захотелось его ударить. И как, спрашивается, ему изображать из себя верного телохранителя и слугу? – Поистине, интереснейшая у вас жизнь, друзья мои!
- Ничего интересного, - холодно ответил он. Главное: оставаться спокойным. – Сплошная рутина.
- Действительно, - охотно согласился барон. – Я и не подумал, что человек, который ловит ведьм и сажает людей в подвалы, обречен на подобные события. Немало людей, вроде доброго капитана, жаждут вашей крови! Я представляю вас лет через десять – высокомерный мрачный тип, покрытый шрамами, который сжег людей больше, чем все пожары в столице! Да уж, невелика будет удача встретиться с вами лицом к лицу на узкой дорожке.
- Благодарю, - еще холодней ответил Эрнст-Хайнрих. Картина, нарисованная бароном, ему вовсе не понравилась, и он сам удивился отчего. Разве не этого он хотел, когда представлял свое будущее? Чего он вообще хотел, если не этого? Эта внезапная мысль вильнула хвостиком у него в голове и исчезла.
- Хватит, - оборвал их наставник. Он тоже смотрел на барона хмуро, и Эрнст-Хайнрих удивился этому.
- Разве вы не благодарны Господу за ваше чудесное спасение? – вкрадчиво спросил барон фон Ринген, но он уже больше не смеялся. Между ним и
