Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин
— Следующая остановка будет в Симбирске. Попытаемся что-нибудь там достать... — Понизив голос, чтобы не слышали ребята, начальник колонии сказал Ефимову: — Если еще хоть раз обзовете колонистов паршивцами или дармоедами, я вас немедленно высажу на берег. Поняли?
— Извините, погорячился, — вроде бы искренне ответил тот.
Мальчишки отказались надеть платья и теперь выходили на палубу в набедренных повязках, которые воспитательницы сшили им из полотенец. Весь «Фултон» смеялся над «индейцами», даже случай с побегом забылся.
Ефимову начальник колонии объявил выговор, крепко досталось на Совете и другим воспитателям. Но именно после этого маленького происшествия в настроении колонистов произошел долгожданный перелом, — начали забываться перенесенные ужасы, все чаще на палубах слышался детский смех...
К Симбирску «Фултон» подошел утром. Обычно, когда пароход приближался к большому городу, возле историка Чернавина собиралась толпа послушать его.
Сегодня историк почему-то был молчалив и вскоре остался один. Тихон заметил это, поинтересовался у Чернавина, в чем дело, не заболел ли учитель.
— Скажите, вы большевик?
Тихон не сразу кивнул, удивившись неожиданному вопросу.
— Я слышал, вы и в чека работали, — спокойно добавил историк. — Впрочем, это меня не касается. Я давно заметил, что хотя вы и слушаете мои экскурсы в историю, но относитесь к ним весьма скептически. Не так ли? — По лицу Чернавина скользнула улыбка.
— Чтобы спорить с вами, не хватает знаний, но и согласиться во многом не могу, — признался Тихон.
— Я и сам с собой, молодой человек, не всегда согласен, — усмехнулся Чернавин. — Однако ничего удивительного в этом нет — старая историческая наука после революции никуда не годится, а новую еще не написали... Так вот, в прошлом году мне уже привелось побывать в Симбирске, и один мой знакомый, тоже учитель истории, сводил меня на окраину города, на Стрелецкую улицу. Показал обычный деревянный дом в два этажа на краю пыльной площади с мрачным зданием тюрьмы. Не догадываетесь, кто жил в этом доме? Да, Ленин. Вообще-то, большевики пока еще мало знают о своем вожде.
— А вы не могли бы сводить на эту улицу наших ребят? — загорелся Тихон. — Да и остальным будет интересно посмотреть — когда еще такая возможность представится?
— Увольте, молодой человек. В данном случае из меня — старорежимного интеллигента — получится очень плохой экскурсовод, — сухо сказал Чернавин и отошел от Тихона.
Между тем «Фултон» приблизился к Симбирской пристани, а здесь — столпотворение.
— Граждане! Посадки не будет! — с ходового мостика кричал в медный, начищенный до блеска рупор капитан Лаврентьев.
Однако толпа пассажиров будто не слышала его. Не успели матросы завести швартовы на кнехты, как людской поток ринулся на «Фултон». В пролетах, на носу и на корме парохода матросы и подоспевшие к ним на помощь воспитатели с трудом сдерживали разъяренных женщин с детьми, злобных небритых мужиков в солдатских шинелях. Они кричали, ругались, размахивали над головами узлами и корзинами.
Стараясь не упустить в толчее и сумятице Черного, Тихон подбежал к капитану Лаврентьеву:
— Надо немедленно отходить от причала!
— А как быть с теми, кто уже на пароходе? — охрипшим от крика голосом спросил капитан. — Прикажешь их за борт выкидывать?
— Наймем лодочников и переправим на берег. Другого выхода нет, сами видите, что творится...
«Фултон» отвалил от дебаркадера и встал на якорь. Пробившихся на пароход пассажиров силой, с помощью стрелков пристанской охраны, возвращали на берег. В эти же лодки садились с «Фултона» те, кто отпросился в город.
Среди них был и Черный.
И так получилось, что он отправился на берег без сопровождающего. Только на следующей лодке Сергею Охапкину удалось добраться до берега, связаться с симбирскими чекистами и передать Черного под их наблюдение.
Потом и Тихон отправился на берег — в штаб Реввоенсовета Юго-Восточного фронта за разрешением на дальнейшее продвижение «Фултона».
Разрешение получил быстро — о необычном рейсе «Фултона» здесь уже знали. Но сотрудник штаба, подписавший пропуск, тут же как бы мимоходом добавил:
— Можете завтра отправляться, но с условием — к пароходу будет прицеплена баржа с лаптями.
— С какими лаптями? — переспросил Тихон.
— С обычными, из лыка. В районе Батраков жители города роют окопы на случай прорыва фронта. Им и нужны лапти, без обуви много не накопаешь.
Тихон заявил категорически:
— Никаких барж мы прицеплять не будем! Выдумали тоже. У нас на пароходе дети, их как можно скорее надо доставить до Сызрани. А с этой баржой мы еще день потеряем. Вы это понимаете или нет?
Сотрудник штаба — судя по всему из бывших офицеров — снисходительно улыбнулся:
— По правде говоря, понять цель вашего рейса весьма трудно — мы здесь окопы роем, а вы суетесь в самое пекло. Я бы на вашем месте повернул назад.
— «Фултон» продолжит рейс, ребят ждут в Сызрани!
— В таком случае мы вам баржу обязательно прицепим. Иначе я вас просто не выпущу из Симбирска, — равнодушно проговорил сотрудник штаба, забирая назад разрешение.
Тихон посмотрел на сытое, самоуверенное лицо — и вспомнил доктора Вербилина, как сорвался с ним и чем это обернулось. Не стал ни ругаться, ни спорить, а тут же направился в Особый отдел штаба.
Оказалось, что начальник Особого отдела тоже был предупрежден о прибытии «Фултона» местными чекистами и уже искал Тихона. Протянул шершавую ладонь, подробно расспросил, как проходило плавание.
— На пристани в Сенгилее у вас будет проверка документов. Тебе приказано арестовать там вашего подопечного и препроводить в Москву.
— А не лучше ли взять его здесь, в Симбирске? — еще не остыв от разговора с сотрудником штаба, раздраженно проговорил Тихон.
— Боимся, что его арест вспугнет тех, кому не следовало бы об этом знать. По поводу второго сотрудника поступило указание оставить его с колонией. Сызранский уезд, где будут размещены дети, считай, уже прифронтовая зона. Видимо, потому и приняли такое решение.
Тихон рассказал, что привело его в Особый отдел, возмущенно добавил:
— Как такие попадают в штаб? Неужели сами не видите — это же замаскированный белогвардеец? Как бы у вас не повторилось то же, что и у нас в городе...
— Не пугай — пуганые, — оборвал Тихона начальник Особого отдела. — Помнишь, наверное, Троцкий приказал чекистам не вмешиваться в дела военных органов? Дзержинский настоял — в армии создали Особые отделы, подчиненные ВЧК. А до этого Троцкий нам в штаб таких военспецов наприсылал, что только диву даешься. Но ничего, наведем порядок. А насчет баржи с лаптями не беспокойся, это решение отменим. У тебя все?
Тихон не сразу спросил особиста:
— Перед самым отплытием «Фултона» к вам отправился отряд наших ткачей. Не знаете, где он сейчас?
— Как не знать, сам их вчера на фронт провожал. Опоздал ты, парень, совсем немного опоздал. Кто у тебя там?
— Девушка одна, — неожиданно признался Тихон почти незнакомому человеку. — Значит, не судьба.
Начальник Особого отдела посмотрел на него с сочувствием, сказал приглушенно:
— Не горюй, парень, еще не все потеряно. Может, и встретитесь, хотя время сейчас такое, что загадывать нельзя...
Весь день Тихон ходил по различным симбирским учреждениям — выбивал для колонии продовольствие, с большим трудом получил несколько комплектов солдатского обмундирования для мальчишек из отряда Ефимова. А когда вернулся на «Фултон», узнал от Сергея Охапкина, что Черный уже на пароходе.
Операция подходила к концу.
Сообщник
Перед Сенгилеем Тихон пригласил в капитанскую каюту Сачкова, Лаврентьева, Охапкина и боцмана Максимыча. Сообщил о предстоящей проверке документов и добавил:
— Надо сделать так, чтобы в это время
