Последний рейс «Фултона» (повести) - Борис Михайлович Сударушкин
Не насторожило его и появление на «Фултоне» нового сотрудника губоно Сергея Охапкина.
Что Сергей именно тот, за кого выдает себя, не сомневались и остальные воспитатели. Утверждению Охапкина в качестве сотрудника губоно немало способствовало отношение к нему колонистов — веселый, неугомонный на выдумки, сам недавно простившийся с детством, он пришелся ребятам по душе.
Историю, как он выиграл президентское кресло, рассказывали и пересказывали, в том числе и сам Дылда, лишившийся президентского звания. Ребят эта история приводила в восторг, да и воспитатели в глубине души одобряли Сергея, не представляя себе, как можно было иначе вернуть ребят.
Поступком Сергея возмущалась только Зеленина:
— Выставлять себя уголовником, играть с детьми в карты! Не понимаю, как губнаробраз мог принять Охапкина на работу, — говорила она на Совете. — Есть ли у вас педагогическое образование?
— Какое там образование, — добродушно улыбнулся Сергей. — Я на ткацкой фабрике работал. В губоно стало людей не хватать — меня и взяли.
— Как же вы будете воспитывать детей, если совершенно не подготовлены к педагогической работе?
— Галина Васильевна! А вы не забыли, что именно благодаря Охапкину беглецы вернулись на «Фултон»? — спросил Зеленину Никитин.
— В первую очередь надо помнить, каким неблаговидным способом он это сделал!
— А я считаю, сейчас у нас есть более важная задача, чем судить Охапкина, — не согласился с нею Никитин. — Настало самое время выяснить, почему ребята сбежали. А победителей, как говорится, не судят.
— Интересно, что скажет сам Охапкин, — обратился к нему начальник колонии.
— Я понимаю, что играть с ребятами в карты — последнее дело. Но как бы вы поступили на моем месте? — без улыбки посмотрел Сергей на Зеленину.
— Товарищи! Да он над нами просто издевается! — взвилась та.
— Боже упаси меня издеваться над вами, и в мыслях не было. Но вы зря думаете, что я с ребятами только в карты играл. Мы с ними и по душам поговорили, всерьез. Скучно стало на пароходе — потому и сбежали. Надо их настоящим делом занять, иначе опять сбегут.
— Правильно! — поддержал Сергея капитан Лаврентьев. — А то меня чуть не эксплуататором объявили. Беспризорные такого в жизни повидали — не каждому взрослому довелось. С ними надо как с равными, а дело по силам всем найдется...
Когда этот вопрос был решен, Зеленина опять потребовала отстранить Сергея Охапкина от воспитательной работы. Спорить с ней уже никому не хотелось, однако за Сергея вступился начальник колонии:
— Вернув беглецов на «Фултон», Охапкин доказал свои педагогические способности, а потому предлагаю ввести его в наш Совет...
Кроме Зелениной, все поддержали предложение Сачкова.
В какой уже раз, несмотря на неприязнь к нему, Тихон не мог не признать, что начальник колонии действует продуманно и твердо.
Следующую остановку «Фултон» сделал в Васильсурске — кончилось топливо. На поиски отправился боцман Максимыч с матросами.
С любопытством рассматривая сонный, захолустный городок, завхоз Шлыков сказал Сачкову:
— Пойду-ка тоже проверю, нельзя ли тут чем поживиться. Нутром чувствую — с пустыми руками не вернусь.
— Не опоздаете?
— Не бойтесь, товарищ Сачков, я мигом, только разведаю...
Вернулся Шлыков часа через полтора. Следом за ним понуро шагала тощая лошаденка, ее вел старик в посконных штанах и рваной фуфайке. На скрипучей телеге под дерюгой горбился какой-то груз.
Когда телега остановилась возле трапа, Шлыков широким жестом откинул дерюгу — и скопившиеся у борта колонисты увидели целую груду вяленой воблы.
Ребята закричали от восторга. Докторша Флексер подозрительно спросила завхоза, где он достал столько рыбы.
— Тут неподалеку, на складе. Ее там навалом, а ничейная, — объяснил Шлыков, вид у него при этом был хитрый и довольный.
— Вот-вот, — поддакнул ему старик. — Крысы едят, ребятишки волокут, а за кем она числится, нихто не знает. А мне приказано — сторожи, Матвеич.
— Так я же тебе объяснял, старик, — мы за ней и приехали, — заговорщически подмигнул докторше Шлыков. — Ну как, Раиса Михайловна, годится к употреблению?
Докторша придирчиво оглядела несколько рыбин и сказала, вытирая платком руки:
— Годится, товарищ Шлыков. Только получше надо проварить.
— А ты, старик, сомневался — примут ли? Теперь твоя рыба на доброе дело пойдет — суп из нее ребятишкам будем варить. — Веселый Шлыков похлопал старика по спине.
— Вы мне только, граждане, расписочку оставьте — хто взял и для чего, — заволновался старик. — А то мало ли какая камисия нагрянет.
— О чем речь, Матвеич. Мы тебе такую справку сочиним, что начальство еще благодарность объявит, — возбужденно балагурил Шлыков.
— Мне бы лучше не благодарность, а сапоги выдали, — вздохнул старик, переступая ногами в лаптях.
Когда он получил обещанную справку с печатью и уехал, Тихон укоризненно спросил Шлыкова:
— Совесть не мучает, что обманули старика?
Шлыков смерил Тихона тяжелым взглядом:
— Меня, товарищ Вагин, другое мучает — мало взяли этой рыбы. Еще бы воз — тогда бы нам до самой Сызрани хватило.
— А если старика накажут?
— За доброе дело и пострадать не грех. Вам, если вы агент губпленбежа, не об этом надо думать, — сказал, как отрезал, Шлыков, отошел в сторону.
Не понравился Тихону этот разговор — что-то недоговаривал завхоз...
За время плавания «Фултона» чего только не кидали в топки — и торф, и уголь, и березовые дрова, и сушняк, выброшенный рекой на берег.
На этот раз боцман Максимыч доставил на пароход санные полозья и дубовую клепку для бочек. Такого топлива у них еще не бывало, теперь уже возмутился Шлыков:
— Неужели ничего другого не нашлось? Люди труд вложили, а вы его в топку.
— Конечно, жаль, что говорить. Но ведь больше ничего нет! Если потребуется — начнем переборки жечь, только бы ребят до места доставить, — с горечью отозвался Лаврентьев.
И нечем было возразить капитану.
Истерзанная Гражданской войной, которой, казалось, не было конца, страна лежала в разрухе, в запустении. На стапелях гнили огромные остовы заложенных барж, похожие на скелеты чудовищ, в городах черными глазницами разбитых окон смотрели на Волгу фабричные и заводские корпуса, над ними торчали бездымные трубы. По ночам ни единого электрического огонька не светилось на темных берегах.
Люди жили трудно, в будущее заглядывали с тревогой, но судьба маленьких колонистов, вырвавшихся из разрушенного города, не оставляла их равнодушными. Нигде с колонистов не требовали денег, даже ломовики и лодочники, сами едва сводившие концы с концами, перевозили продовольствие для «Фултона», как военный груз, — бесплатно.
Как-то на ночь «Фултон» остановился у безвестной пристани. Поглядеть на необычный пароход, все палубы и шкафуты которого были усеяны детьми, собрались любопытные местные мальчишки. Посыпались насмешки — вид у колонистов был неказистый: одеты кто во что горазд, на рубашках и платьицах заплаты, ботинки каши просят, а кто так и вовсе босиком.
Начались вопросы — кто такие да откуда, и насмешки смолкли. Ребята пошушукались, подбежали к девушке в белом платье, показывая на «Фултон», о чем-то наперебой стали ей говорить. Потом вся ватага направилась к утопающему в зелени селу с церковью на крутом пригорке.
Не прошло и часа, как ребята притащили на пароход три огромные корзины сушеных яблок.
Когда Тихон спустился на берег, девушка сказала ему просто:
— Примите от наших мальчишек подарок. С хлебом у нас тоже плохо, а яблоки девать некуда. Пусть ваши ребята полакомятся.
— А вы сами кто будете? — спросил Тихон, с удовольствием разглядывая симпатичное, загорелое лицо девушки.
— Я здесь учительницей работаю. Старого учителя беляки застрелили, вот меня и послали из Нижнего.
— А звать как?
— Ребята
