Хлеб печали - Станислава Радецкая
Барон фон Ринген раздраженно махнул рукой и почесал гладко выбритый подбородок.
- Это все хорошо, - сказал замороченный Эрнст-Хайнрих, вцепившись в плошку из-под супа, чтобы хоть как-то прийти в себя, - и история, которую вы рассказали, из тех, что так приятно слушать, но я не понимаю одного – почему вы, барон, навлекаете на себя упреки и обвинения?
- Разве ты сам только что не высказывал удивления силе барона? – серьезно спросил наставник. – Разве не ты спрашивал, как человек может обладать столь сатанинской силой?
- Да, но…
- Никогда я не молился никому иному, кроме как нашему Господу, и разрази меня гром на этом месте, если я лгу, - барон фон Ринген вытащил из-за воротника деревянный крест, сбив себе шейный платок, и прижал его к губам. – Увы, с рождения на мне лежит чужой грех, и я проклят передавать его по наследству. Скрыть его не так-то легко…
- Грех? – Эрнст-Хайнрих сразу подобрался.
- Нет, ну вы посмотрите на него! – воскликнул барон. – Как мгновенно ваш мальчик превращается в гончую, заслышав верное слово! Сдается мне, он все еще ищет повод отправить меня на костер.
- Нет, я… Просто пытаюсь понять. Если вы не знаетесь с Сатаной и не занимаетесь чернокнижием, то в чем вас обвиняют? И что за грех, который передается по наследству, кроме первородного?
- Слишком много узнаешь – быстро состаришься, - проворчал барон. – Пока я не хочу говорить об этом… Но, судя по всему, теперь нам придется немало времени провести вместе – потому рано или поздно ты поймешь, что мне приходится скрывать. Я сам не в восторге, - пояснил он в ответ на недоуменный взгляд Эрнста-Хайнриха, - уж больно привык полагаться на себя, но твой учитель считает, что для тебя это будет хорошей школой, раз уж все, что он с таким усердием строил, будет разрушено.
- Кто-то должен остаться, чтобы охранять людей от зла, и я не готов пустить дела на самотек, - задумчиво сказал наставник. – Но, по-моему, мы окончательно доконали Эрнста-Хайнриха разговорами, - он отряхнул с пальцев крошки и поднялся. - Я дам тебе пару дней на поправку, а потом мы поговорим о будущем в деталях. Не забудь главное – ты не один.
Барон тоже встал, и Эрнст-Хайнрих, глядя на них обоих, кое-как поднялся, опираясь на стол.
- О деньгах не беспокойся, - добавил наставник. – Я обо всем позабочусь.
Он слегка сжал плечо Эрнста-Хайнриха на прощание.
- Надеюсь, ты останешься со мной, несмотря на перемены. Мне бы этого очень хотелось.
Эрнст-Хайнрих наклонил голову в знак согласия, и наставник отпустил его.
- Одна вещь из тех, что написал доносчик, правдива, - внезапно подал голос барон. Набычившись, он держал руку на шпаге, словно чуял опасность. – Какая – не скажу, поломайте себе голову на досуге.
- Я понял, - медленно подтвердил Эрнст-Хайнрих. – Хорошо, я подумаю.
- Письмо я забрал себе, - добавил барон. – Полагаю, у меня оно будет в большей сохранности.
Второе «хорошо» Эрнста-Хайнриха прозвучало куда как мрачней, и наставник еще раз ободряюще сжал его плечо, прежде чем уйти. Когда он остался один, то немедленно лег, чувствуя, как темная комната с закопченным потолком вращается вокруг своей оси. Ему показалось, что его будто затягивает в водоворот, над которым он не властен. Папский эдикт означал то, что теперь ему нет места в церкви, если он не получит сан, и рушилась его давняя мечта. Нет, он мог быть телохранителем при кардинале или же исполнять поручения его святейшества, но все это было не то, слишком мирское, лишенное близости к Богу, и он перевернулся на живот, уткнувшись избитым лицом в прохладный край матраса.
***
Через несколько дней он уже окреп настолько, что мог есть твердую пищу. Капитан прислал ему любезное письмо (в котором, впрочем, явно читалось, что он писал его, скрежеща зубами), где извинялся за то небольшое недоразумение, которое между ними произошло. «Барон фон Ринген убедил меня в том, что ваши разногласия улажены, но больше всего я рад, что вы оставили свое занятие, которое мне, как человеку, привыкшему выполнять свой долг, всегда представлялось лишенным чести, и, я не побоюсь этого слова, даже несколько подлым. Я имел несчастье столкнуться с людьми, подобными вам, и потому несколько переусердствовал, когда требовал от вас отпустить барона». Слова «оставил свое занятие» Эрнст-Хайнрих прочитал несколько раз. Да, наставник действовал быстро и не колеблясь. Он уладил дела с охотниками, выплатив им долг и жалование, и каждый из тех, с кем Эрнсту-Хайнриху доводилось охотиться бок-о-бок, пригласил его выпить за здоровье Папы и Императора, а также за будущее. Многие из них собирались отправиться на границу, где нужны были солдаты; то и дело там происходили стычки с турками, и люди смутно говорили о новой войне. В мире, как повелось испокон веков, было беспокойно, но и внутри себя Эрнст-Хайнрих потерял то, что помогало ему держаться на плаву, стержень в душе, и его несло в никуда, в неизведанный океан на краю света, где солнце и луна делали круг, чтобы взойти на следующий день, а вода падала в Божьи пределы, чтобы вернуться дождем в море.
О будущем наставник с ним больше не заговаривал, заметив, что этот разговор подождет, и вместо того попросил составить ему компанию – он и его слуга направлялись в соседний городок Визеншталь, куда их пригласил барон фон Ринген.
- Будет ли мне удобно сопровождать вас? – спросил Эрнст-Хайнрих, слегка разочарованный этими попытками свести их вместе. – Мне не хочется произвести впечатление, что я напрашиваюсь на его гостеприимство.
