Хлеб печали - Станислава Радецкая
- Да, жаль, - пробормотал Эрнст-Хайнрих. Он вспомнил своего румяного и громкоголосого приятеля, с которым они на удивление быстро сошлись, пока жили в одном городе. Тогда Эрнст-Хайнрих приехал, чтобы посмотреть на богословский университет, но вместо того, чтобы подобно человеку, не чурающемуся приличий, чинно расспросить лиц, облеченных властью, об обучении и о том, как юноша, у которого нет ни денег, ни единого рекомендательного письма от духовного лица, может стать одним из тех, кого воспитывают в лоне церкви, он неожиданно оказался секундантом в богословской дуэли. Румяный и громкоголосый юнец с волосами пшеничного цвета, бойкий и склонный к излишней риторике вначале ему совсем не понравился, и они даже успели насмерть поссориться в первые пять минут разговора; однако их быстро помирили, и Эрнст-Хайнрих не успел даже оглянуться, как они уже пили пиво в трактире. Да, тогда он еще пил пиво часто… Теперь его другу пророчили большое будущее, и он завоевывал сердца учителей и прекрасных дам своими вдохновенными проповедями.
- Он шлет тебе привет, - заметил наставник. – Надеется, что ты навестишь его, раз уж не пишешь.
Эрнст-Хайнрих вздохнул. В последнее время он был плохим корреспондентом. Тот внутренний огонь, который сжигал его, пожирал и его время.
Колокол на церкви пробил девять, и наставник подобрался. Он будто ждал, что с минуты на минуту что-то произойдет, и Эрнст-Хайнрих насторожился.
- Но как вы так быстро приехали? – спросил он. – Путь неблизкий…
- Я ехал не к тебе, - ответил наставник и наконец-то смахнул крошки со стола на деревянную тарелку. – Мне нужно навестить одного старого друга, чтобы поговорить с ним о делах. Впрочем, я взял на себя смелость и передал, чтобы он пришел сюда.
- Сюда?! Зачем?
- Тебе будет очень полезно с ним поговорить, поверь мне. Я давно знаю этого человека. Мы встретились сразу после войны, и он был из тех, чья помощь в нашем деле оказалась неоценима. Забавно, но после того, как кончаются большие сражения, и проходит первая эйфория от победы – ярко проявляется зло, которое существует бок-о-бок с нами. Зло, с которым не способны справиться мирские законы, ибо они несовершенны, – и я вовсе не имею в виду колдунов и ведьм, нет. Я помню, когда вернулся домой, еще не смыв сажи и грязи с лица, то первым, о чем я услышал, были грабежи в окрестностях… И никто не хотел и не мог ничего сделать с этими разбойниками, солдатами из императорской армии, которым некуда было возвращаться и незачем больше жить.
- И что вы сделали?
- Первым делом я хотел обратиться к герцогу, чтобы собрал свои войска и перевешал этих негодяев, но потом, одержимый мыслями о том, что даже в закоренелом мерзавце есть свет Божий, я решил действовать иначе…
Его перебил стук в дверь, и наставник прервался.
- А вот и мой гость.
Эрнст-Хайнрих почти не удивился, когда в дверь вошел барон фон Ринген, заняв собой добрую половину узкой и темной комнаты. За его спиной маячил слуга, который ждал указаний, но, получив несколько монет и указание сгинуть с глаз, немедленно скрылся. Теперь на лице барона не осталось и следа от былой насмешливости, он был мрачен, собран и хмур. Без лишних приветствий фон Ринген стянул с рук кожаные перчатки и уселся на табурет, который жалобно скрипнул под его весом.
- Как мне надоели ваши предосторожности, - с отвращением сказал он вместо приветствия. – Я еле улизнул из дома. Анна так перепугалась за меня, что теперь квохчет, как вспугнутая наседка, - здесь его голос изменился, и скрытая нежность, которую он питал к своей маленькой жене, стала очень осязаемой. – А славно капитан вас отделал, не хуже, чем вора на рынке, - он наклонился и заглянул в лицо Эрнсту-Хайнриху, щурясь, чтобы рассмотреть его побои. – Хорошо, что не успел убить. К счастью, я вовремя явился.
Эрнст-Хайнрих вопросительно взглянул на наставника.
- Без предосторожностей в нашем деле никак, - ответил наставник. – Я еще не успел рассказать о вас этому юноше. Дело в том, что многоуважаемый барон фон Ринген – один из моих давних друзей и один из вернейших помощников в нашем деле.
- Помощников! – барон проворчал это слово, будто недовольный пес, и уставился на дырку в перчатке.
- Если бы не он, - невозмутимо продолжил наставник, - мы бы не смогли сделать и половину наших дел.
- Это уже ближе к правде, - благосклонно согласился барон фон Ринген, все еще недовольно кривясь. – Я бы осмелился спросить, что бы вы вообще без меня делали, добрый господин!
- Слов «пропали бы» вы от меня не дождетесь, - церемонно ответил наставник, и они оба рассмеялись, словно продолжали шутку, начатую много лет назад.
- Что ж, славно, - сказал барон, вытерев пальцем выступившие от смеха слезы, и швырнул перчатки на стол. - И я, пожалуй, даже поверю, глядя на этого юношу, у которого на лице написано, сошли ли мы с ума или он сам уже находится по ту сторону рассудка. Он вцепился в меня, как охотничий пес, и до последнего не хотел отпускать, пылая праведной верой. Впрочем, кто не был таким в его возрасте? Я изо всех сил намекал ему, кто такой, но он благополучно пропустил все мои намеки мимо ушей. По-моему, в своей голове он меня уже осудил, сжег и отпустил грехи.
- Да, вроде того, - пробормотал Эрнст-Хайнрих. Он был отчаянно сконфужен и сбит с толку. – Прошу меня простить… Я получил донос на вас. И не мог поступить иначе.
-