Су Дун-по - Стихи. Мелодии. Поэмы
Надпись к картине с изображением сороки на покрытой снегом крыше
В то, что нет достояньяДороже таланта, — мы верим.
Но легко ли с талантомБезвестность, нужду одолеть?
На картине я вижуЛес в снегу, и заснеженный терем,
И сороку на крыше, —Крылья есть — что же ей не взлететь?
Пишу на рифмы стихотворения «Вздыхаю и снова вздыхаю…», написанного больным Гуань Цзы-мэем
В сто чи высотою соснаНад берегом грустно поникла…
И Ваша душа, господин,В сей образ, конечно, проникла.
Но корни рождаются вновь,Хоть в инее чахлые ветви:
Обильный не кончился дождь,Не стихли мятежные ветры!
Снова пишу о возвращении нa север
Здесь — весенние ливни,Там — осень накинула иней.
Длинен путь из-за моря,Но лучшего помысла нет:
Сети-путы порвав,Я взмахнул бы крылами своими
И помчался б на север,Облакам уходящим вослед…
По наитию
Голову мою весенний ветерИнеем припудрил-запушил.
Так спокойно мне на мягком ложеПоболеть, не видя ни души.
И, поняв, сколь сладок-безмятеженСон у господина в добрый час,
Колокол в начале пятой стражиОбошел даос на этот раз…
Цветы мэйхуа
Боятся загрустить и долго спят.Бутоны распускаются лениво.
Страшатся быть холодными весной, —Не для поры цветенья — скучный вид.
Но тщетно притворяются ониНе мэйхуа, а персиком игривым,
Не скрыть им снег, упавший на листву,Цветы холодный иней серебрит.
Известно мне: когда на сердце лед,Душа весну понять уже не может.
Окрасилась румянцем от винаНефритовая белая щека.
Не знал поэт природы мэйхуаИ зря себя надеждою тревожит:
Ведь зеленью холодною цветыСогреть не могут сердце старика!
В Даньэр
IПолупьян-полутрезв,У крестьян спросил: «Что со мной?»
Заблудился и сталПо колючим травам плутать.
Но учуял я хлев —И путь отыскал домой:
Дом — на запад от хлева,А потом — на запад опять…
IIПостарел Дун-по, неуклюжим стал.Что ни день — то новый недуг.
Борода жидка, голова бела, —То не иней, а седина.
«Не дивитесь, что щеки мои горят, —Я румян, но не так, как внук;
И когда смеюсь, то грущу, смеясь,Потому что хлебнул вина!»
Вторю стихам Тао Юань-мина «Подражание древности»
Гость нежданный явилсяИ в ворота ко мне стучится.
Вот коня привязал онК растущей у дома иве.
Во дворе моем пусто,Разлетелись куда-то птицы,
И ворота закрыты,И гость стоит сиротливо.
А хозяин за книгойЗаснул, на подушке лежа…
Мне во сне повстречалсяМой старинный, близкий приятель,
Только стук беспрерывныйНаконец-то меня встревожил,
Как от выпитой чарки —Не осталось от сна ни капли!
Одеяло отбросив,Вскочил, чтобы гостя встретить,
Стоя друг перед другом,Смущены мы сначала были,
А потом, за беседойО былом и нынешнем свете,
Я и мой собеседник,Мы про знатность-чины забыли…
Он спросил: «Как случилось,Что в этом живете крае?»
И ответил я гостю,Что причины и сам не знаю!
Вторю стихотворению Тао Юань-мина «Довольно вина!»
В год дин чоу я был отправлен в ссылку на Хайнань, а брат Цзы-ю — в Лэйчжоу; в одиннадцатый день пятой луны встретились мы и вместе добрались до места его поселения, а в одиннадцатый день шестой луны расстались на берегу моря. Я в это время чувствовал себя больным, вздыхал и стонал, и Цзы-ю не спал по ночам. И вот я продекламировал стихотворение Тао Юань-мина «Довольно вина!», а затем и сам написал, вторя поэту, строки в дар Цзы-ю на прощание, а также в знак решения не пить вина.
Видно, время приходит —Ведь ничто в этом мире не вечно!
Век бывает и длинным,Но ему все же будет предел.
Мы с тобою, о брат мой,Шли одною стезей человечьей
И в глуши, на чужбине,В стороне оказались от дел…
И опять — как печально! —Разлучает нас эта коляска,
Я умчусь в ней надолго,Я и этот подросток — мой сын.
Рад, что в доме твоемЕсть супруга — забота и ласка,
Под моею же крышейБудет светочем Будда один.
Мы в долине средь горПовстречались — и вновь расставанье!
Провели неразлучноПоследнюю нашу луну,
Мне еще предстоитПробираться на север Хайнаня,
Как-нибудь эту жизньТам, на острове, и дотяну…
Но себя убеждаюИдти по стопам Юань-мина,
Сил, конечно, немного —И все же пора прекратить…
Я от хмеля больной,Мне во вред веселящие вина,
Но здоровье поправлю,Если брошу немедленно пить!
Я стремился к Пути,И похоже, что близок, знаком он,
И его я увижу,Отогнав от очей пелену,
Но отныне в обителиСтарца с Восточного Склона
Не заставит Ду КанПоклоняться, как прежде, вину!
Мелодии
«В какое время будет вновь чиста-светла луна?..»
В ночь Середины осени года бинчэнь веселился и пил вино до рассвета. Сильно захмелев, написал эти строфы, вспоминая Цзы-ю.
«В какое время будет вновь чиста-светла луна?» —Спросил я синий небосвод за чаркою вина.
«А во дворце, что в небесах, сегодня, в этот вечерКоторый год отмечен?»
Мне б с ветром в небо вознестись!Там башни яшмою зажглись, нефритом купола зажглись…Но для земного холодна-морозна высь!
И я танцую при луне, и пляшет тень во мгле.Что ж говорят, что мир небес не тот, что на земле?
Луна обогнула терем,Она заглянула в двери,Светит — и не до сна.Не обвиняю ее, печалясь,Но почему, разлучаясь,Помним, как в небе светила луна?
У смертных — радости и скорбь, разлуки — встречи вдруг,И у луны — то свет, то тень, то круг, то полукруг.
Издревле так. И не даноКому-то лишь одно.
А я хочу, чтоб сотни ли луна пересеклаИ перед тем, кто там, вдали,Во всей красе плыла!
(Мелодия «Шуйдяогэтоу»)«Уходит солнце на закат, собрав с небес шелка…»
В павильоне внезапного ветра дарю Чжан Уо-шуаню.
Уходит солнце на закат, собрав с небес шелка,За павильоном не понять — где небо, где река.
Во мне построили жилье, чтобы в окно вливаласьПрозрачность — синь и алость.
Я помню тот пиншаньский дом.Дремал я на подушке в нем. Цзяннань окутан был дождем.За тьмою-мглою лебедь плыл — пропал потом…
Однажды за вином Старик сказал, как помню я,Что на закате вид горы — то миг небытия.
Тысячи цинов шириВ этом зеркальном мире,Гора — лазоревый пик.И вдруг — разыгрались волны и пляшут,А лодка их бороздит и пашет,В лодке — седой старик.
Смешон Сун Юй, не распознав, хоть он ученым слыл,Какую «музыку небес» мудрец Чжуан открыл.
Еще смешней «закон» такой,Что ветер — «женский» и «мужской».
А есть одно: то — все и вся объемлющий простор,Что лишь стремительным ветрамПодвластен до сих пор!
(Мелодия «Шуйдяогэтоу»)«Мужской и женский — голоса. Все ближе, все ясней…»
