Олег Ильинский - Стихи. Книга Пятая

На перекрёстке границ

И вечерние улицы слыша,И любуясь цветной пестротой,Голубеет окошко под крышейИз гнезда черепицы крутой.Тут о кельтах звенит ностальгияИ влетая в оконный пролёт,Ветерок — синеокий бельгиецОб антверпенской верфи поёт.Немка тут поливала гераниИ голландка белила холсты,И на ратуше куклы играли,Улыбаясь камням с высоты.И уж вовсе не важно, он чей,Старый Аахен горячих ключей.

Горы

Затянут башлык на граните суровом,Гигантски скульптурен сияющий каменный выступ,Из нижней деревни уходят на выгон коровыИ царственно дик между елями камень тенистый.Аукайся, дальний утёс, с угловатой лавиной,Деревня деревню привычно по имени кликай.Железное солнце проходит над синей долиной,На вырубках знойных рябая растёт земляника.Как воздух, прозрачна чреда деревенского танца(Ему ты училась в альпийской серебряной школе!)Его танцевала в кругу молодого пространстваПод белой церковкой, в тени голубой колокольни.О нет, не улыбка альпийского снега, не камень,Не поступь весенней коровы, не рокот органа,То лёгкие нимфы на горных полянах мелькаютИ сёстры-берёзы приветствуют их, улыбаясь.Пустеет открытый коровник, хлебнувший простора,Вода оглашает уступы кипением талым,Леса умываются снегом и светятся горы,И ясно в долину глядят, отливая металлом.

Пейзаж

Дик пейзаж, да и воздух — другой,Угловаты лесистые дали,Две долины сходились на гольф,Три хребта об орле торговались.

Голубая воронка ветровЗавертелась на сером изломе,Был барометр с утра нездоровИ отчаянно падал термометр.

Полицейские видели рысь,Жил медведь у восточного склона,Облака молодые вилисьНад суровой горой Вашингтона.

Облака улетят, только дунь,Ветер то шевельнётся, то ляжет,Дневниковая запись. ИюньНа границе лесистого кряжа.

Наверху — голубая игла,А под хвоей — гранёные рифы.За щитом ветрового стекла —Боевая винтовка шерифа.

А в Брюгге

И в Аахене звучат колокола,И в Брюсселе шумит субботний рынок,И светится в Антверпене игла,Над ратушей своё сиянье вскинув.Патрицианский вылеплен квартал,И снасти корабельные упруги,И лоснится начищенный металл,И пристань гравирована. А в Брюгге?А в Брюгге шевелятся кружеваИ шествуют гранёные колонныИ в полусвете видимый едваЗастенчиво мерцает лик Мадонны.А в Брюгге сон строенья оковал,У времени свой перл ценнейший выкрав,А в Брюгге тихо плещется канал,Качая многоцветные палитры.

Музыка рококо

Импровизируя свежо и многогранно,Приходит музыка соборного органа:Всем видам адских мук мгновенно брошен вызов —Барочный рай скульптур вмиг осенил карнизы,Он улыбнулся нам победно и легкоИ просияв лицом, назвался рококо.Движенья звучные взмывают, хорошея,Угроза лёгкая, укор и утешенье.Там чудо светится, и ангелы поют,И в тихой радости присутствует уют.Проделки юных нимф изменчивы, как память,Свежее облачка клубится белый камень,Судьба записана размеренно и чистоИзящным почерком седого органиста,И тени синие бегут под потолок,И в пальцах светится альпийский холодок.

«Это — лето блаженствует, пенясь…»

Это — лето блаженствует, пенясь,Это — воля колёсных осей,Это — тень под навесом кофейниИли — поезд из Вены в Марсель.Пробегает по аркам высокимМолодой, как лавина, гудок,За окном наливается сокомВиноградная гроздь городов.Переплавив концы и началаВ этой солнечной буре картин,Уплываем от близких причаловИ к далёким истокам летим.

«Скажу о Зальцбурге — в тени альпийской выси…»

Скажу о Зальцбурге — в тени альпийской выси,С хрустальной каватиной на устахЯвляются фигурные кулисыИ длится иронический спектакль.

Скажу о Зальцбурге — старинного закалаЖелезо в кружеве сияет синевой,И замыкает тишину кварталаБарочный выступ церкви угловой.

Скажу о Зальцбурге — о ласточках косящих,О сумерках с просторным янтарём,И город весь, как театральный ящик,Из музыки и камня сотворён.

«Уют без адреса и срока…»

Уют без адреса и срока —В альпийской хижине — тепло,Улыбок тихое бароккоПлывёт на горы сквозь стекло.Стреляет пламя очага,Горят наплывы скипидараИ про альпийские лугаПоёт альпийская гитара.

Между поездами

Там шпалы параллельные бежалиИ синий лес в упрямый камень врос,Умел июнь, играя падежами,Зарифмовать грозу и паровоз.Умел и женственность понять в разрезеБарочного кипенья облаков,И холодеть на кованом железе,На синеве скульптурных потолков.

Брюссель утром

Полотно загрунтовано густо,Город этак повёрнут и так —Серебристая дымка искусстваПроступает сквозь старый чердак.Пробуждается голубь и школьник,Мостовые дрожат серебром,И бельгийская готика колетОблака заострённым пером.Этот голубь, воркующий гулко,Дописал очертания крыш,И на каждом углу переулкаСквозь Брюссель проступает Париж.Каждый угол меняет картину,И любой насыщается вкус —Эй, художник, ломай перспективу,Покажи небывалый ракурс.Но Брюссель остаётся БрюсселемПод любым небывалым углом —Он на дальнюю точку нацеленИ в бессмертье, как рыцарь, влюблён.

Мюнхен

От летнего дождя влажна бумага,Свежа листва и окроплён асфальт —Вчера мне Мюнхен подан в ритме шага,В меня струится каменная даль.Фонтан, дождём холодных виноградинОбрушился в смеющийся бассейн,Весь город дан, как записи в тетрадях.Всей глубиной и панорамой всей.Мир беглых лет и положений острыхИ прописей, далёких, как века,И плеск воды. Из города на островСквозная переброшена строка.В те годы он не знал далёких сроковИ вкуса атлантической воды,Он был движеньем школьного урокаИ дрожью перламутровой среды.Мой Мюнхен был оставлен, не окончен,Он задыхался, словно бег колонн,Он прерван был случайным многоточьемИ чутким фиксативом закреплён.Он был потушен, как свечной огарок,В тот самый день, как был всего нужней,И молодое лето над ИзаромУшло в пыли серебряных дождей.Сном Мнемозины стало это летоВдруг наплывающее невпопадКружением скульптурного балета,Беспамятством маниакальных дат.И Мюнхен плещет музыкой программнойСтолетью в постаревшее лицо,Он клинописью светится на камне,В альпийское введён полукольцо.И в сутолоке летнего вокзалаОн всё ещё не хочет отпуститьМоей руки. Там время привязалосьНавек ко мне, чтоб я не мог уйти.

«Тот блеск темноглазый, тот шорох, бегущий на мрамор…»

Тот блеск темноглазый, тот шорох, бегущий на мрамор,В готическом блеске — улыбка хрустальной медузы,Морских укреплений вдали волнорез многогранный,И тёмная барка качается, полная грузов.Пространство канала покрыто чешуйчатой дрожью.Наш день многоцветен, сияюще ясен и долог.Ты дрогнешь плечами, посмотришь на остров Сан-ДжоржоИ вечер узнаешь по голосу дальней гондолы.

В камне