Джеймс Джойс - Стихотворения

(August 1904)

СВЯТАЯ МИССИЯ

Я — катарсис. Я — очищенье.Сие — мое предназначенье.Я не магическая призма,Но очистительная клизма.Оцените ль, друзья, поймете ль,Как мил мне древний Аристотель?Я проституток и кутилПерипатетике учил.Мой образ мыслей не обычен,А крайне перипатетичен,Но толковать меня не надо.Сам изложу свои я взгляды.Итак, любому, полагаю,Стремись он к аду или раю,Для посрамленья сатаныМы отпустить грехи должны.Несчастным людям волю дайте!Ведь даже сам великий ДантеС соизволенья римских папПорой был в ереси неслаб.Так ныне разве нас обидитТот, кто с изнанки мир увидит?Давно проторенным путемМы вряд ли далеко уйдем.Меня, однако, не мешайте

С известной шутовскою шатией:Ни с тем, кто всем поведать рад,Что он в душе — аристократ,Ни с тем, кто кинулся в объятьяК прелестной ведьме в кельтском платьеИ, словно любящий супруг,Залез к ней прямо под каблук,Ни с тем, кто сам не пьет ни грамма,Но всякий раз, как пишет драму,Нальет герою двести грамм,А после пьяный ходит сам,Ни с тем, кто верит, что на светеЕсть только «комильфо» и «эти»,Ни с тем, кто, как на божество,Глядит на Мэтра своего,Ни с тем, кто вьется каждый вечерПред богачами в Хэзел-пэтче,А о Великом о постуТак кается, что нос в поту,Ни с тем, кто ночью торопливоТайком от всех глотает пиво,Ни с тем, кто в сумраке ночномОднажды встретился с Христом(Отмечу, правда, что — увы! —Христос тот был без головы…).Что ни паяц, то корчит генияЧитателю на удивление.А я — покорнее раба.Я всем им — сточная труба.Их манят светлые высоты,А я смываю нечистоты.

Им — горних высей гордый зов,А мне — продукт чужих задов.За этот труд во время оноНавек лишился я короны,И церковь в горький час невзгодКо мне на помощь не придет.Попы дают вам отпущенье,А я — желудков очищенье.Грех не подобен ли дерьму?Ваш грех я на себя приму.Зачем шутов мне обличать?Мой долг — их души облегчать.Девиц я тоже облегчаю,А их тела — раскрепощаю.Таков приятный мой удел —Срывать оковы с женских тел.А их «нельзя» я осторожноВсегда переплавляю в «можно».Пусть внешне дева холодна,Пусть на людях горда она,Наедине я с ней полажу,Едва лишь ножку ей поглажу,И тут, поняв мое желанье,Она снимает одеянье.Друзья, поймите, бой жестокийВедет с мамоной дух высокий.И верю — этот светлый духМамоновых разгонит слуг.За то они мне и вредят,Что мой учитель — Аквинат,Что закален его я школой…

Пока они толпой бесполойМольбы возносят к небесам,Стою, безмолвен, горд и прям,Незыблем, как скелет селедки,Им перегородивший глотки.Бесстрашен и всегда один,Бесстрастней ледяных вершин.И пусть их клоунская братияМне шлет слюнявые проклятияИз затхлой комнатки своей,Мое проклятие — сильней.

(Август 1904)

GAS FROM A BURNER

Ladies and gents, you are here assembledTo hear why earth and heaven trembledBecause of the black and sinister artsOf an Irish writer in foreign parts.He sent me a book ten years agoI read it a hundred times or so,Backwards and forwards, down and up,Through both the ends of a telescope.I printed it all to the very last wordBut by the mercy of the LordThe darkness of my mind was rentAnd I saw the writer's foul intent.But I owe a duty to Ireland:I hold her honour in my hand,This lovely land that always sentHer writers and artists to banishmentAnd in a spirit of Irish funBetrayed her own leaders, one by one.'Twas Irish humour, wet and dry,Flung quicklime into Parnell's eye;'Tis Irish brains that save from doomThe leaky barge of the Bishop of RomeFor everyone knows the Pope can't belchWithout the consent of Billy Walsh.О Ireland my first and only loveWhere Christ and Caesar are hand in glove!

О  lovely land where the shamrock grows!(Allow me, ladies, to blow my nose)To show you for strictures I don't care a buttonI  printed the poems of Mountainy MuttonAnd a play he wrote (you've read it, I'm sure)Where they talk of 'bastard' 'bugger' and 'whore'And a play on the Word and Holy PaulAnd some woman's legs that I can't recallWritten by Moore, a genuine gentThat lives on his property's ten per cent:I printed mystical books in dozens:I printed the table book of CousinsThough (asking your pardon) as for the verse'Twould give you a heartburn on your arse:I printed folklore from North and SouthBy Gregoiy of the Golden Mouth:I printed poets, sad, silly and solemn:I printed Patrick What-do-you-Colm:I printed the great John Milicent SyngeWho soars above on an angel's wingIn the playboy shift that he pinched as swagFrom Maunsel's manager's travelling-bag.But I draw the line at that bloody fellow,That was over here dressed in Austrian yellow,Spouting Italian by the hourTo O'Leary Curtis and John Wyse PowerAnd writing of Dublin, dirty and dear,In a manner no blackamoor printer could bear.Shite and onions! Do you think I'll printThe name of the Wellington Monument,Sydney Parade and the Sandymount tram,

Downes's cakeshop and Williams's jam?I'm damned if I do — I'm damned to blazes!Talk about Irish Names of Places!It's a wonder to me, upon my soul,He forgot to mention Curly's Hole.No, ladies, my press shall have no share inSo gross a libel on Stepmother Erin.I pity the poor — that's why I tookA red-headed Scotchman to keep my book.Poor sister Scotland! Her doom is fell;She cannot find any more Stuarts to sell.My conscience is fine as Chinese silk:My heart is as soft as buttermilk.Colm can tell you I made a rebateOf one hundred pounds on the estimateI gave him for his Irish Review.I love my country — by herrings I do!I wish you could see what tears I weepWhen I think of the emigrant train and ship.That's why I publish far and wideMy quite illegible railway guide.In the porch of my printing instituteThe poor and deserving prostitutePlays every night at catch-as-catch-canWith her tight-breeched British artillerymanAnd the foreigner learns the gift of the gabFrom the drunken draggletail Dublin drab.Who was it said: Resist not evil?I'll burn that book, so help me devil.I'll sing a psalm as I watch it burnAnd the ashes I'll keep in a one-handled urn.

I'll penance do with farts and groansKneeling upon my marrowbones.This very next lent I will unbareMy penitent buttocks to the airAnd sobbing beside my printing pressMy awful sin I will confess.My Irish foreman from BannockburnShall dip his right hand in the urnAnd sign crisscross with reverent thumbMemento homo upon my bum.

Flushing, September 1912

ГАЗ ИЗ ГОРЕЛКИ

Леди и дженты, вы в недоуменье:Возможно ли небо- и землетрясеньеИз-за того, что польстил сатанеИрландский писатель в чужой стране?Лет десять назад он прислал мне опус —С обеих сторон я глядел в телескопусИ прочитал все рассказы стократ,Как вдоль-поперек, так вперед-назад.Я издал бы их вплоть до последнего слова,Но чудом, с благословенья Христова,Вдруг прояснился бесовский язык,И авторский умысел я постиг.Да, я виноват перед милой Ирландией,Честь ее, можно сказать, была в длани моей;Всегда этот остров другим в назиданьеСсылал таланты свои в изгнаньеИ, кельтским юмором руководим,Предавал вождей одного за другим.Действительно, не остроумное ль делоШвыряться известью в очи Парнелла?И еще: осушил не ирландский ли умРимской барки протекший трюм?Сам папа в долгу бы не мог быть большем,Чем он теперь перед Билли Уолшем.О Эйре, чистейшая страсть моя,Страна, где Христос и Кесарь друзья!

Страна, где трилистник на воле в поле!(Минутку, миледи, я вытру сопли.)А критика — мне не поставит преград она:Я печатал вирши Маунтени МаттонаИ пьесу его, где всякий твердит:«Недоделок», «дешевка» и «содомит»,И комедию об апостоле Павле,О чем-то таком — не о женских ногах ли, —Сочинил ее Мур, он из джентов джентИ живет на свой законный процент;Я печатал мистику — есть ли разницаМежду ней и поваренной книгой Казинса, —От них, говоря на родном языке,Пардон, изжога в прямой кишке;Я печатал фольклор, на Юге и СевереСобранный Златоустейшей Грегори;Я печатал писавших важно и глупо,Я печатал Патрика чуть не Колумба;Я печатал великого Джоя Синга,Иже меж ангелов, как снежинка,В пижонской сорочке, которую слямзилИз чемодана с наклейкой «Маунзел».И вот наконец подвожу я итогНа парне, одетом в австрийский желток,Который несет итальянские мерзостиДжон-Уайзу Пауэру, О'Лири КертисуИ о Дублине пишет такой позор,Что черный негр не возьмет в набор.Свиная отрыжка! Да разве я тронуВ печати памятник Веллингтону,Сидни-Парейд, Сэндимаунтский трамвай,

Даунсовы лакомства, Уильямсов чай?Да будь я проклят хотя б за желаньеВыдать ирландские наши названья!Удивительно только, что этот нахалКурчавой Лужи нигде не назвал.Миледи, печатный станок не намеренПорочить меня приютившую Эрин!Себе я не враг — уж который годДела мои рыжий шотландец ведет:Шотландцы бедные — нынче дажеУ них нет Стюартов для продажи.Как китайский шелк, моя совесть легка,А душа снятого нежней молока.Колумб свидетель моей уступки —Я сотню скинул с него при покупкеЕго несчастного «Айриш ревью».Во как люблю я страну мою!А кто-то там к эмигрантским невзгодамТащится поездом и пароходом —Так я, чтоб умерить людские страданья,Издаю нечитаемые расписанья;И крыльцо моей фирмы — место для встреч,Здесь ежевечерне играют в кетчОдна добродетельная девицаИ англичанин, чин из полиции,Так что приезжий слышит все слухиОт грязной пьяной дублинской шлюхи.Кто там сказал: не противься злу?Я книгу его превращу в золу,И ссыплю прах в кривобокую урну,

И каяться буду упрямо и бурно —Трещать, кряхтеть, пищать в песнопеньях,И все это стоя на тощих коленях,В Великий пост я подставлю самПокаянный голый зад небесамИ, слезами в печатне моей обливаясь,В ужаснейшем прегрешенье признаюсь.И метранпаж мой из БеннокбурнаОкунет свою правую руку в урнуИ начертает у всех на видуMemento homo на голом заду.

Флашинг, сентябрь 1912