Стихи. 1964–1984 - Виктор Борисович Кривулин
в окнах небо живое
в окнах живое Боже!
3
это плач по людям чьи лица
подобны овальным торцам
бревен
в концентрических кольцах
коловращения черт
это вопль о СплошномЧеловеке
о Человеке-Пространстве
белые цирки часов
где каждую четверть востока
отмечал удар топора
и воскресший плакал малевич
4
их будущее стало
областью ностальгии
лотосом буддообразным
в озере синей стали
затененные облаками
лики озер духовных
высветляются изнутри
и над ними сирин-летатлин
с веткой хрустальной в клюве
5
не дело словесное дело не дело
но слово
о сказанном если и скажешь оно бессловесно
одно бессловесное белое
белое в белом
явление дыма в селении бедном
где сельский словесник
(полено в негнущихся пальцах, тетрадка
да несколько спичек)
низводит Огонь Гераклитов на хаос древесный
из Хаоса и беспорядка
и в дерево деревом тычет
6
– соловецкие розы безречья
поляны частой морошки
тяготное покрывало
мелкоцветная ткань
и фамилия эта «флоренский» –
чтобы цвести на снегу
в дантовом скрежете звезд
в режущих колющих брызгах
не орет бывший охранник
не вздрагивает озираясь
бывший философ бывший
узник небытия
соловей деревянный и роза
ледяная в горящих пятнах
крашенные анилином
роза и соловей
7
словоелье. ночь на снегу
в рождественской проруби
звезды парные
наклонился олень
убиенный в шестнадцатом веке
изображенный
мастером зимней охоты
в беге, в паденьи
в разделке тела на части
наклонился и видит
свое лицо человека
слепнущего с годами
рогового стрелка
«да нет же, не сюжет! но это рядом…»
да нет же, не сюжет! но это рядом –
и мгла и влага и огни
как разгораются – откуда ни взгляни –
перед мерцающим незакрепленным взглядом
мы, окруженные, мы, в каплях созерцанья
но рядом с будущим простым
где мгла и влажное холодное мерцанье
и в облако переходящий дым
мы, родовую память отрывая
на третьем поколеньи на четвертом
небесном Риме –
мы – настоящее как пауза живая
кружит и стелется над озером просторным
и нет истории не утонувшей в дыме
Вопрос и восклицание
«зачем?» зародыша и старческого «нет!»
герметизованное эхо
я вижу смерть как шаровой портрет
как то что остается после смеха
она, живейшая из нас
теплом и тлением дыша куда-то в спину
промеж лопаток выдышет рассказ
что потеряла-ищет сына
и с теплым воздухом, согретым
ее дыханием, ты поднят над собой
к таким же легким звездам и планетам
к такой же лампочке полуслепой
я свет пульсирующий рвущийся неровный
оранжевая кожура
у монгольфьера над жаровней
в солярных символах и отсветах костра!
«их переписка их заметки…»
их переписка их заметки
их дневники
на дне разрушенной беседки
на радужной поверхности реки
когда с господского обрыва
так выразительно горя
зрачки расширились и ткань заговорила
но беспорядочно и зря –
как раз тогда – при возгораньи сцены
любовной (разве только о любви
их разговор с оттенком социальным?
Такой филологической змеей
обвитый ствол? таким зеленым соком
напитанное соприкосновенье?) и тогда
я классика захлопнул я услышал
нездешний шум из траурной коробки
соприкасанье голоса и треска
как бы живые с мертвыми сплелись
и хрустнули и посинели пальцы
и можно долго всматриваться вниз
внимательно и медленно, пока
глаза не взмолятся и слух не отворится
но где-то сбоку, у виска
«и чудо взаперти, несомое враскачку…»
и чудо взаперти, несомое враскачку
на тонко тренькнувших рессорах
и скот жующий транспортную жвачку
и мебельный жучок живущий в разговорах
и даже «и» в простых перечисленьях
словесных обликов на фоне беловом
сознанья зимнего и жаркого сближенья
окраин полыньи, пылающей огнем
все это есть как если бы не стало
всего оставленного за неправильным окном
строфы из древнего простого матерьяла
строфы из дерева досмыслового
строфы узорчато-некрашеного слова
и чуда, чуда взаперти!
«перед агрессией беззвучья…»
перед агрессией беззвучья
ты отступаешь тишина
переступая сломленные сучья
входя в отравленные имена
в газеты зимние садов
где ветви срезаны и вдруг обнажено
в деревьях – состоянье литер
как бы свинцом подземных словолитен
оттиснув новости извечные давно
политика вошла в природу
и без того условную, в цитатах
и театральных перспективах
аллей упершихся куда-то
в какой-то скомканный отрывок
известного стихотворенья
сюда попавшего с кавказа
и вместе с местным колоритом
с дымком походного рассказа
с полком души полуразбитым
дожившего до сообщенья
о действиях за гиндукушем
где на гранатовых деревьях
живые распускались танки
перед афганкой благородной
«снова горы и воды и горы как воды и воды…»
снова горы и воды и горы как воды и воды
воздвигаются в перистый путь
возвышаются
